Ширь и мах (Миллион) | страница 39
Офицер прибавил, что в числе прочих просителей находится дворянин Саблуков.
Потемкин вспомнил, что выхлопотал в Сенате для дворянина справедливое решение его дела.
«А ведь это будущий тесть моего поганца Брускова, – подумал он. – Вот уж добром за зло плачу… Что ж? по-христиански…»
И он прибавил адъютанту:
– Благодарить явился? Скажи, что не стоит благодарности. Пущай с Богом едет к себе в вотчину и спокойно землю пашет да хлеб сеет. А швед пусть позлится еще…
Адъютант вышел и тотчас снова вернулся, докладывая, что г. Саблуков слезно молит князя допустить его к себе… ради важнейшего челобития…
– Опять челобитие? Что ж у него другая тяжба, что ли? Зови!
Дворянин Саблуков вошел в кабинет и стал у дверей.
– Ну, поздравляю… Победили ябедников… Что же тебе еще от меня?
– Ваша светлость – Бог наградит вас за ваше добросердие… Да. Я получил извещение… Достояние мое спасено… Правда торжествует, закон… Но счастья и спокойствия нет в моей семье. Дочь моя старшая в безнадежном состоянии. Помогите… Троньтесь мольбою старика отца…
Саблуков опустился на колени…
– Я-то что же могу…
– За спасение достоянья своего не молил вас коленопреклонением… А теперь вот…
– Дочь больна у вас, говорите вы?
– Да-с… И не выживет! сказывают здешние медики… Помогите…
– Да я… Я в медицине – что же? – заметил Потемкин, смеясь.
– Тут не лекарствия нужны… Тут душевная болезнь. И вы одни можете ее поднять на ноги, возвратить ей сразу жизнь…
– Объяснитесь…
Саблуков объяснил коротко, что дочь его уложила в постель весть об участи, постигшей ее возлюбленного…
– Брускова… Заточение в крепость…
– Да. Помилосердуйте. Спасите… Умрет моя Олюшка – я не переживу.
Наступило молчанье. Саблуков плакал.
– Меня Брусков дерзостно обманул…
– Нет. Вы желали диковинного музыканта услышать, он вам такового и доставил.
– Да зачем с чужим именем! Зачем за дворянина выдал…
– Это в счастье так рассуждают! – воскликнул Саблуков. – Я горд был тоже всю жизнь моим дворянским состоянием, а теперь вот вам Господь, – сейчас в жиды пойду, в крепостные запишусь – только бы мне дитя спасти единокровное… У вас не было детей, ваша светлость!
Князь встрепенулся, будто по больному месту его ударили. Лицо его слегка изменилось. Снова стало тихо в кабинете.
– Да… – проговорил князь. – Думаю, что… Думаю… что я…
Князь замолчал и спустя мгновенье прибавил, вставая и направляясь к столу:
– Ну, поедем лечить твою Олюшку. Своих детей нет – видно, надо чужих баловать…
Саблуков вскочил на ноги и бросился к князю, но не мог сначала ничего выговорить…