– Хорикава-кун…
Ясукити не заметил подошедшего к нему Авапо-сан. В том, что он подошел, не было ничего удивительного. Удивительным было то, что и от его залысины на лбу, и от глаз за сильными стеклами очков, и от коротких усов… а если прибегнуть к некоторой гиперболе, то и от поблескивающей никотином трубки веяло необычным, поистине очаровательным, почти женским смущением. Пораженный Ясукити, не спросив даже: «У вас ко мне дело?» – уставился на старого преподавателя, такого простого и близкого сейчас.
– Хорикава-кун, это очень мало, но…
Скрывая за улыбкой смущение, Авано-сан протянул Ясукити сложенную вчетверо десятииеновую бумажку.
– Это, конечно, мало, но на билет до Токио хватит.
Ясукити растерялся. Занять у Рокфеллера – об этом он часто мечтал. Но взять в долг у Авано-сан, – такое не могло прийти ему в голову. К тому же он сразу вспомнил, что лишь сегодня утром разглагольствовал о трагедии литературного поденщика. Ясукити покраснел и стал запинаясь отказываться.
– Нет, что вы, честно говоря, карманных денег… карманных денег у меня действительно нет, но… стоит мне съездить в Токио, и я все улажу… кроме того, я передумал и не поеду, так что…
– Ну что вы, берите, все же лучше, чем ничего.
– Мне в самом деле не нужно. Благодарю вас…
Авано-сан вынул трубку изо рта и растерянно посмотрел на сложенную вчетверо десятииеновую бумажку. А когда поднял глаза, спрятанные за стеклами очков в золотой оправе, в них все еще сквозила смущенная улыбка.
– Вам виднее. Ну что ж… простите, что оторвал вас от дела.
И Авано-сан, с таким видом, будто это ему отказались дать в долг, быстро спрятал десятииеновую бумажку в карман и заспешил к своему столу, скрытому полкой, установленной словарями и справочниками.
Наступившая тишина окончательно лишила Ясукити покоя. Он даже взмок и, вынув из кармана никелированные часы, стал рассматривать свое лицо, отражавшееся в крышке. Привычка смотреться в зеркало всякий раз, когда он терял душевный покой, появилась у Ясукити лет десять назад. Правда, отраженное в маленьком кружке крышки часов лицо расплылось, нос разросся до огромных размеров. К счастью, и этого оказалось достаточно, чтобы в его сердце постепенно начал воцаряться покой. И одновременно он все острее испытывал сожаление, что отверг дружелюбие Авано-сан. Авано-сан, конечно, нисколько не волновало, вернут ему десять иен или нет, он лишь предвкушал наслаждение при мысли о том, с какой радостью они будут приняты. И очень невежливо отвергнуть его предложение. Мало того…
