С той поры как Кирилл с друзьями убегали из дома в поисках каких-то несуществующих кладов, строили свой самолет для перелета через страну и скупали цветные металлы у населения с целью извлечения весьма сомнительных прибылей, прошло достаточно много времени. Кирилл вырос, остепенился, закончил медицинский, устроился работать в престижную клинику.
И здесь он встретил ее – женщину, чей пунцовый рот часто снился ему по ночам, вызывая мучительные боли в паху. Он смотрел на Людмилу и не верил, что такие женщины могут существовать. Ему казалось, что каждое ее движение порождает волнение магнитных полей, и от этого у него едва не останавливается сердце. Кирилл был еще молод, чтобы верно поставить себе диагноз. Только спустя много времени он понял, что это была не любовь, а сильная похоть.
Но первые ночи обладания этим телом были полны таких чувств, что, пожалуй, не забудутся ему уже никогда. Воспоминание о том, как он лежал рядом с ней, мокрый и задыхающийся, и чувствовал, что только что умер и снова родился, до сей поры вызывает у него спазм где-то в животе.
Именно в те безумные и светлые ночи он услышал ее обычный бред о собственном доме, о респектабельной жизни с ним в качестве мужа и с их общими детьми.
Кирилл не верил своим ушам – так он был счастлив. Он покрывал ее тело поцелуями и бормотал: «Милая, милая, все так и будет, слышишь?»
Последующие дни были полны долгих и мучительных раздумий о том, каким образом осуществить эти планы, как стать вдруг достаточно богатым, чтобы купить трехэтажный дом где-нибудь на побережье.
Именно в один из таких дней к нему подошел один из коллег и, пристально глядя ему в глаза, спросил:
– Кирилл, а не хочешь ли ты немного подкалымить?
И вот теперь...
Теперь она теребила его волосы, а он содрогался от отвращения. Он смотрел в светлеющее небо и думал, что теперь ему не выбраться из этой пропасти.
* * *
Я узнал его сразу – в нем было что-то общее с Романом. Что-то в походке, в манере держать голову чуть-чуть набок. Я немедленно воспылал к нему искренней симпатией, совершенно не рассчитывая на взаимность.
О настороженной враждебности по отношению ко мне говорил весь его вид – насупленный, подозрительный и угрюмый.
– Здравствуйте, Алексей! – поприветствовал его я, протягивая руку.
Он руки не подал, а мне ответил злобным взглядом. Я мог его понять – все, что сейчас касалось его брата, было для него наверняка источником жесточайших душевных мук.
Мне удалось все-таки организовать с Алексеем встречу. Только обретя способность более или менее держаться на своих ногах, я сбежал из-под надзора медсестер (спасибо Воробьеву!) и настоял на встрече, с трудом дозвонившись к нему на работу.
