Лори было три года, поэтому Жанна боялась, что мальчик будет скучать по отцу и задавать ей массу вопросов. Этого не случилось: Лори как бы не заметил исчезновения Марка. Впрочем, и присутствие Жака не вызвало у него недоумения. Их добровольное заключение не тяготило мальчугана: он часами играл в кубики в углу комнаты или просто сидел, глядя в окно. Совсем как она, его мать...
Их разговоры с Жаком временами напоминали диалоги театра абсурда. Они могли долго и серьезно обсуждать вопрос, стоит ли класть хлеб в хлебницу, чтобы он не черствел, или лучше "оставить его умирать естественной смертью", то есть черстветь на столе. Иногда они часами играли с Лори в детское домино с картинками. И все это было неотъемлемой частью их любви друг к другу, все это находилось внутри стеклянной стены, куда посторонним не было доступа.
Иногда она почти жалела о том времени бездумной отрешенности и бесчувственности, которое она переживала до появления Жака в её спальне. Жалела тогда, когда они - и Жак, и Марк! - лежали рядом с ней, по обе стороны от нее, один живой и близкий, но все-таки недосягаемый, второй бесплотный и неощутимый, но до жути реальный. Жанна понимала, что это симптомы тяжелой депрессии, возможно даже душевного заболевания, но она почти наслаждалась ими. И если бы ей предложили спасительное средство, успокоительное, исцеляющее лекарство, которое помогло бы ей вернуться в реальную жизнь, она бы отказалась. Реальной для неё была только боль, все остальное не имело никакого значения.
Но даже тогда я понимала: это не может продолжаться бесконечно. Я спаслась от несчастного брака, но заплатила за это слишком дорогую цену, чтобы стать счастливой. И за Жака я ухватилась, как утопающий за ветку, не задумываясь над тем, что с ним будет.
Нет, неправда! Я любила Жака, любила так, что на какое-то время даже перестала думать вообще, просто плыла по течению, захлебываясь и снова выныривая, но не делая никаких попыток выбраться на твердую землю. Позже я поняла, что природа сыграла со мной злую шутку: я просто-напросто попала в сексуальную зависимость от Жака, пристрастилась к нему, как наркоманы - к своему зелью. Но все это я поняла слишком поздно. Не зря говорят, что любовь слепа, банальность этой истины не умаляет её справедливости.
Героини старых любовных романов попадали во всевозможные передряги, но всегда сберегали свою честь, они барахтались в тех же бурных потоках, но выплывали. Мы же, современные, воспитанные на теориях Фрейда женщины, обречены утонуть в самом начале. Я ещё сравнительно долго продержалась на плаву.
