Сейчас фонарь не светил, но сглаженные временем булыжники мягко серебрились под луной. Девушке показалось, что в тени у противоположной стены кто-то стоит и смотрит на ее окно.
«Кто бы это? — подумала Вера, чувствуя, как быстрее забилось сердце в груди. — Неужели сосед?.. Что ты, дурочка! Серьезный человек, ученый… Будет он под окнами торчать в такой час…»
Юная женщина отвела взгляд и вздохнула: как все-таки близка молодости романтика. Минуту спустя глаза ее сами собой повернулись к окну, но ничего уже в чернильной лунной тени разглядеть было невозможно…
* * *
А в нескольких метрах от томящейся девушки работал за письменным столом Евгений.
Он и не думал идти в такой час на улицу, да еще стоять под окнами. Честно говоря, он и не знал, какое окно на длинном фасаде дома относится к Вериной комнате, а какое — к его собственной. Хотя утверждать, что о существовании «спасенной» он позабыл начисто, было нельзя.
Конечно же, он думал о ней все часы, пролетевшие с дневного происшествия. Старался избавиться от «разлагающих» мыслей, гнал их, но ничего с собой поделать не мог. Слишком уж хорошо помнили руки легкое, но сильное и гибкое тело молодой женщины, по-прежнему витал в воздухе тонкий, почти неуловимый аромат ее духов, словно продолжали касаться щеки шелковистые волосы…
Женя поймал себя на том, что мечтательно смотрит куда-то в стену уже полчаса, а ручка тем временем сама собой, вроде бы без участия безвольной руки, выводит на листе бумаги какие-то причудливые завитки, складывающиеся в абрис милого лица…
«Это черт знает что! — смущенно ругнулся он про себя, отшвыривая предательское стило. — Вместо того чтобы обобщить массив накопившихся данных, рисуем портреты!.. Интересное кино!»
Молодой ученый схватил испорченный листок с намерением скомкать его и запустить в огромную, псевдокитайскую напольную вазу, заменявшую ему привычную корзину для бумаг, но рука не поднялась.
Прислонив незаконченный портрет к стопке книг, Евгений откинулся на спинку стула и принялся разглядывать свое творение, придирчиво выискивая огрехи в идеальном образе.
«Нет, — думал он. — Не красавица. Совсем не красавица. Глаза расставлены чуть шире, чем нужно бы… Нос длинноват… А губы? Нет, определенно не красавица…»
Но почему-то и нос, и губы, и большие глаза, опушенные длинными ресницами, — все казалось таким милым и притягательным… Незаконченность даже увеличивала сходство с оригиналом и одновременно делала существо, изображенное на портрете, каким-то возвышенно-неземным.
