Чинно прогуливающие крохотных собачек пожилые горожанки, неторопливые прохожие, никуда, казалось, не торопящиеся машины еще больше роднили Краснобалтск с памятными девушке европейскими городами. Да почему, собственно, роднили? Тейфелькирхен и был самым настоящим европейским городом, и не слишком прочный налет иной цивилизации за прошедшие десятилетия не успел скрыть его настоящего лица.
Очень порадовали Веру старые названия улиц, тяп-ляп закрашенные или прикрытые жестяными табличками с русскими буквами. Проглядывающие из-под краски рельефные готические литеры позволяли сносно ориентироваться в паутине бывших «штрассе» и «аллее»,[16] а четко пропечатанный план оказался не таким уж бесполезным. Спасибо тебе, Максимка!..
Жаль только, что главную достопримечательность города — рыцарский замок — посетить не удалось.
Обычное для нашей страны дело: закрытая без всяких объяснений дверь почти под сакраментальной табличкой «Памятник архитектуры»… Реконструкция, инвентаризация или перерыв на что-то (обед, совещание, конец света), растянувшийся до бесконечности.
Но журналистка не очень-то и расстроилась, поскольку сегодня ее больше всего влекло то самое здание бывшей гостиницы, где и произошла кровавая драма, приведшая ее сюда. Да и замок оказался маленьким и настолько перестроенным последними владельцами, что рыцарского духа тринадцатого столетия, в котором он был заложен, если верить табличке, в нем почти не осталось. Так — поместье немецкого аристократа. Некогда — загородное, а теперь теряющееся в районе, сплошь застроенном пятиэтажными «хрущобами». Поэтому Вера с легким сердцем (может, до конца командировки все же откроется) направилась к «месту преступления». Хотя ждать чего-нибудь экстраординарного от него не стоило… Несмотря на молодость, девушка давно уже не была той наивной девчонкой, которая приехала из уральской глубинки покорять Москву, словно новый д'Артаньян в юбке.
Естественно, все следы давным-давно были убраны, разбитые пулями окна гостиницы наспех заколочены фанерой, двери опечатаны. Девушке, не жаловавшейся на зрение, не потребовалось даже пересекать крохотную площадь с сиротливой тумбой пустого постамента посредине, чтобы различить бумажки с синими пятнышками прокурорских печатей.
Вот и все. «Ферайнигунгплатц», как обозначался на плане круглый пятачок брусчатки, более никакого интереса не представлял. Разве что статуи, украшавшие узкие фасады (торцы?) домов, между звездой расходящихся улочек с самыми что ни на есть русскими, даже советскими названиями.
