В неспокойной обстановке угрожающе близкой войны Шелиа оказался просто неоценимым для нашей подпольной деятельности. По соображениям безопасности мы решили, что с ним будет поддерживать связь только Гернштадт. Шелиа не имел никакого опыта нелегальной работы. Считая, что он принадлежит к правящему классу, Шелиа чрезвычайно наивно относился к грозившей ему опасности и был крайне неосторожен в беседах. О моей подпольной деятельности, а также о работе Ильзы Штёбе он ничего не знал. Лишь когда товарищу Гернштадту, который не мог вернуться в гитлеровскую Германию, пришлось незадолго до начала войны покинуть Польшу, связь с Шелиа была передана Ильзе Штёбе, о чем ему сообщили еще в Варшаве.
Как уже упоминалось, когда я был принят на работу в отдел торговой политики посольства фашистской Германии в Варшаве, мы приняли ряд мер. Все они были направлены на то, чтобы использовать чрезвычайно благоприятную обстановку для получения максимума важных сведений и в то же время обеспечить всем участвовавшим в нашей работе товарищам и другим антифашистам наибольшую в условиях того времени безопасность. Эти мероприятия касались также и наших квартир в Варшаве.
Поэтому у членов нашей небольшой подпольной группы в Варшаве вызвали большую тревогу полученные в конце 1937 г. сведения о соглашении между Германией и Польшей, которое держалось в тайне и которым предусматривалось сотрудничество органов полиции обеих стран в «борьбе с коммунизмом».
Смена жилья. Наша конспиративная деятельность
Прибыв в столицу Польши, я поначалу поселился в меблированной комнате на улице Кругжа. Потом Гернштадт и я перебрались в новый дом на площади Збавичела. Мы считали, что наши тесные контакты не будут привлекать там к себе особого внимания.
Между прочим, поселившись там, я впервые в жизни позволил себе роскошь пользоваться услугами экономки. Мария, пятидесятишестилетняя полячка из деревни, была очень трудолюбива и, кроме того, превосходно готовила. У нее я научился готовить старопольский бигос – национальное блюдо из кислой капусты с тремя-четырьмя видами мяса, которому польский поэт Адам Мицкевич в своей поэме «Пан Тадеуш» посвятил несколько вдохновенных строк. В квартирках этого нового дома имелись малюсенькие кухоньки, в которых были сооружены еще более миниатюрные каморки с откидной постелью для прислуги. Когда мы договаривались с Марией о ее работе у меня, а я сказал ей, что буду платить немного больше обычного тогда в Варшаве жалованья прислуги «с питанием и жильем», она выразила единственное пожелание: каждый день рано утром отлучаться в церковь к утренней службе. Я, разумеется, не возражал. Что касается ведения хозяйства, то я предоставил ей полную свободу – о ведении домашнего хозяйства я тогда все равно не имел ни малейшего представления. Все шло наилучшим образом. Только иногда мне казалось, что она хотела, чтобы я стал борцом-тяжеловесом, и поэтому кормила меня до отвала.
