– А как мыслишь ты, точно ли он в Литву уехал?
– Едва ли. Больше похоже, что дома он схоронилсь. Али ты что приметил?
– Приметил, что у них хоромы полны попов. Оно правда, Звенигороде их николи мало не бывает, но тут сразу учуял я, неспроста такое сборище. И после сведал, что съехались И на освящение церкви святого Адриана, которую недавно закончил постройкой князь Андрей. Вот и помысли,– возможно ли дело, чтобы ту церковь без вето святили? А ежели Андрей Мстиславич и впрямь куда отлучился,– могла ли не знать княгиня, когда он воротится, коли наш с нею разговор был октября тридцатого, а на первое ноября празднуется память святого Адриана?
– Да, шито белыми нитками. Ну, а дальше что было? – Дальше поехал я в Козельск. Здесь мне уже вовсе иной прием был оказан. Встретил меня какой-то сын боярский, спрашивает – что надо? Говорю: посланец из Карачева к козельскому князю. Ввел он меня в пустую горницу и, не промолвив слова, ушел. Долго я там сидел один, наконец входит княжич Иван. Смотрит волком. «А батюшка,– говорит,– сильно недужен». Спрашиваю,– а что ж такое ему приключилось? «Посклизвулся,– отвечает,– вчерась на лестнице и дюже спину себе повредил. Лежит и вовсе двинуться не может».– «Так что же,– спрашиваю,– тебе, что ли, княжич, обсказать, с чем я прислан?» – «Нет,– говорит,– сейчас батюшку знахарь пользует, а как кончит, я тебя туда проведу». Ладно, кончил свое дело знахарь,– вводят меня в опочивальню князя. Тит Мствславич лежит на лавке под образами, руки на брюхе складены,– ну, вот сейчас умрет! А у самого рожа красная и в глаза не глядит. «Сказывай,– говорит,– с чем прислан?» Я обсказал. Поохал он чуток и молвит: «Сам видишь, какое мое здоровье. Вот ты братцу Пантелею Мстиславичу о том и доведи. Скажи ему, что как только на ноги встану, тотчас его волю исполню и в Карачев приеду. Но когда это будет,– одному Богу ведомо, потому что дюже мне худо».
– С тем, значит, ты и уехал?
– С тем и уехал. Но только, ночуя в Козельске, вызнал я ненароком от княжеской челяди, что назад тому месяца полтора гостил у Тита Мстаславича звенигородский князь и что был там к ту пору такоже наш боярин Шестак.
– Ого! Это неспроста. Видать, они что-то промеж собою затеяли.
– Как Бог свят, Васалей Пантелеич! Люди баили, что они, все трое, да еще княжич Святослав с ними, затворившись в трапезной, совещались цельный день и цельную ночь, аж до вторых петухов. И даже слуг туда не допускали. Остерегись, Василей Павтеленч; это супротив тебя они что-то заводят.
