Будучи только воином и человеком неженатым, он раньше никогда не имел дела с детьми, но все же сумел найти правильный подход к сердцу ребенка и завоевать его любовь и доверие. Он научил смышленого малыша говорить, а позже – читать и писать по-русски и постепенно передал ему все, что сам знал о Руси и о роде его отца, неустанно внушая – каким должен быть истинно русский человек и русский князь. А так как собственные понятия Никиты были весьма возвышенны и сам он был человеком безупречной честности и благородства,– таким же рос под его влиянием и Карач-мурза.
Во всем этом татары Никите не мешали: они считали важным, чтобы мальчик получил правильное воинское воспитание, область же духа их интересовала мало. К тому же Никита пользовался среди них большим уважением, они знали, что ничему худому он не научит, а если и привьет ребенку кое-что русское,– плохого в том нет, потому что то же самое привил бы ему и родной отец, если бы остался жив.
И только однажды, когда Сулукан-беки, старшая жена хана Чимтая, позвала муллу, чтобы он совершил над мальчиком мусульманский обряд обрезания,– произошло столкновение, ибо Никита этому решительно воспротивился. К счастью, сам Чимтай был совершенно равнодушен к вопросам веры и потому встал на сторону Никиты. Напомнив о Ясе Чингисхана, устанавливающей полную веротерпимость, и о том, что даже некоторые взрослые чингисиды еще не приняли ислама, он объявил, что Карач-мурза волен сам выбрать себе религию, когда разум его достаточно созреет для этого. Таким образом, характер и внутренний облик мальчика складывались почти исключительно под влиянием Никиты, который с ним не разлучался. Впрочем, один раз он все-таки покинул своего питомца довольно надолго.
*Яса – уложение, составленное Чингисханом для руководства его наместникам и потомкам в определяющее основные нормы законодательства и управления государством.
Да будет благословен Аллах, определяющий судьбы и справедливо устанавливающий возмездия! Усами Ибн-Мункиз, XII в.
Это случилось спустя год после смерти князя Василия, когда они уже обжились в Мангышлакском улусе и Фейзула внешне примирилась со своей утратой. Убедившись в том, что ни ей, ни ребенку не угрожает здесь никакая опасность и что о них есть кому позаботиться в его отсутствие, Никита однажды явился в шатер к Чимтаю.
– Отпусти меня, хан, в Золотую Орду,– промолвил он после обмена приветствиями. – Коли будет на то Божия воля, я невдолге и ворочусь. Ну, а ежели не ворочусь, не оставь младенца-то нашего. Чай, в нем и твоя кровь течет. Чимтай внимательно поглядел на Никиту. Он сразу понял, зачем понадобилось ему ехать в Золотую Орду.
