Остановка в Чапоме | страница 7
Мы с "дедом" не сразу поняли, что произошло, когда старухи обступили нас и, перебивая друг друга, стали совать нам какие-то листки, о чем-то прося и в то же время упрекая нас. Старики с медалями и орденами на пиджаках молча стояли поодаль, опершись о палки и не вмешиваясь в происходящее. И так же молчаливо, держась за юбки старух и ковыряя пальцами в носах, смотрела на нас мелюзга.
Наконец мы разобрались.
Нас приняли за комиссию, которую здесь ждали все лето; комиссию, которая, как непреклонно верили порьегубцы, разберется в их жизни и примет их под свою защиту. Защитить их следовало от местных властей, которые закрыли здесь колхоз, переселив жителей в Белокаменку, на другой конец Кольского полуострова. И как ни отстаивали порьегубцы свое право жить на земле своих отцов и дедов, как ни доказывали свою невиновность перед советской властью, что дорога к ним идет через болота и вараки, электричество только от движка, а вот рыбу ловят они хорошо, и покосы есть, и молоко такое, что грамоты и медали на ВДНХ получали не раз,- ничего не помогло. Село было обречено. Вместе с колхозом закрыли магазин, медпункт и почту. Людей, согласившихся переселиться, перевезли вместе со скотом в Белокаменку. Отказавшиеся перебираться под Мурманск разъехались по городам, у кого где родственники были. А вот этим ничего не осталось, как только ждать ответа на их слезные просьбы не лишать стариков и детей хлеба, почты и родных домов, о чем писали и в область, и в Москву.
Этой надеждой они и жили. Лето клонилось к осени, скоро зима, которая отрежет их от всего остального мира. За пенсией да за хлебом за тридцать километров в Умбу сейчас посылали кого пожилистее, но этим летом ходить по тропе стало боязно - медведи начали баловать, сейгод двоих ребятишек уже задрали...
Мы с "дедом" не были комиссией. Она так и не появилась - порьегубцы были никому не нужны. Мы не могли принять от них ни просьб, ни заявлений. Но я обещал, что постараюсь для них что-нибудь сделать.
Уже на следующее утро я был в районном центре, в Умбе, в кабинете председателя райисполкома. Он оказался моим ровесником - молодым, невысоким, плотным, энергичным, человеком словоохотливым, с юмором, уверенным в собственной правоте и не боящимся спора. Обладая дипломатическим тактом, он не отмахнулся от просьбы, сразу же проявил сочувствие к порьегубцам, возмутился, что стариков и старух с детьми оставили без почты и хлеба, тут же позвонил, приказав выяснить, кто допустил такое безобразие, и наладить - хотя бы раз в неделю - доставку в Порью Губу всего необходимого.