Когда я стала привыкать к этому, то его сигналы перестали настораживать меня, и теперь я начала ощущать их особую природу. Снова и снова, всю ночь, я слышу внутри себя: Я восстаю. В любом случае, я восстаю.
Все мы, каждый по-своему, попали под каблук захвативших нас. Даже львы постигли всю униженность их пребывания на этой опущенной вниз площадке и пользовались малейшим случаем, чтобы внушить к себе любовь смотрителей. Но никогда еще не случалось такого, чтобы орел подлизывался или сгибался, никогда не заканчивалось его упрямство. Кровь, кости и перья были постоянно настороже, каждый мускул, каждая частица его существа были готовы в любой момент подняться в небо.
Имея такой пример, мы все немного взбодрились и даже чуть-чуть распрямили свои хребты. Мы подняли возмущенный крик. Мы тоже должны обрести свободу на вершинах холмов, среди джунглей и лесной чащи. Так или иначе, мы должны сделать мощный бросок, разодрать на куски наши клетки и сбежать.
Воздух стал еще более наэлектризованным и едва не звенел от энергии наших душ. Наша тайна передавалась от клетки к клетке, и наши смотрители стали догадываться о ней, потому что испытывали трудности при чистке клеток и кормлении. Наши зубы были постоянно оскалены, хвосты торчали вверх, а уши прижаты. И неожиданно именно тюремщики первые начали нервничать и притеснять нас, в то время как мы становились все более сильными и злобными.
А наш глава постоянно расхаживал в клетке по сухому дереву, подгибая его пружинящие ветки, и посылал в ночь свои послания, напоминавшие глухие удары. Я уверена, что если он позволит себе хоть минуту отдыха, то ощутит всю безнадежность своего положения и мгновенно умрет от удушья. Я также видела, как сильно росла его неудержимая ярость, как будто он вбирал в себя наши едва пробудившиеся желания, всего лишь коснувшись нас своей стальной волей.
Наш главный огонь вспыхнул еще раз, и некоторые, наиболее тонкие натуры, не перенесли его жара. Лунной ночью рыжая лисица с воем, который пронзил буквально каждое сердце, свалилась замертво. На некоторое время в клетке у орла затих треск сухих веток, а затем раздался вновь, сопровождаемый тяжелыми ударами, ритм которых как будто совпадал с движением уносящейся лисьей души.
После нескольких вот таких непонятных смертей наши тюремщики приступили к поголовным инъекциям, напуганные началом эпидемии. Среди нас действительно что-то распространилось, но только игла была не в силах здесь помочь. В нас поднялось наше природное естество, и человек был не в состоянии уничтожить его. Я частенько задумываюсь относительно той силы, которая движет им, когда я чувствую, как оно шевелится внутри меня, словно живое существо в материнской утробе. Тогда все преграды, окружающие меня, кажутся мне вовсе и не преградами. Мой плен становится для меня необходимым, так как благодаря ему я могу подняться на этот более высокий уровень самосознания. Мы тогда перестаем думать о себе, как о неудачниках. Вместо этого мы начинаем думать, что нас выбрали для какой-то великой цели, и тогда возникший именно у нас могучий сигнал достигнет такого уровня, что перенесется в те родные нам земли, о которых мы мечтали, и достигнет наших друзей, делая их жизнь еще свободней и счастливей. Разумеется, теперь я уверена, что среди нас зарождается нечто большое и великое, что все наше звериное царство трепещет, охваченное новым пониманием, которое открыли мы сами, и через него Великий Дух перешел к нам.
