А Хан-Шэ внимательно посмотрел в лицо чёрному и тихо, но очень внятно произнёс:
— А теперь вели своим псам немедленно вернуть этим людям всё, что вы у них взяли — прежде всего, пленников. После этого вы забудете сюда дорогу, и никогда больше, слышишь, ни-ког-да, не осмелитесь даже просто приблизиться к этому месту. Иначе… — и Хан-Шэ повернулся к кораблю и вытянул вперёд левую руку с браслетом из неведомого металла шириной в два пальца, с изображениями ветвящихся молний на запястье. Ту самую руку, которую только что безуспешно пытались отрубить…
С пальцев сорвалась сверкающая молния и ударила в мачту. Парус вспыхнул, дерево мачты треснуло и рухнуло за борт, ломая ограждение палубы. Поднявшиеся было и взявшиеся за мечи воины снова распростёрлись на песке, уткнувшись в него лицами и не смея поднять глаза. Хищнолицый побледнел так, что сравнялся цветом лица со своей собственной жидкой сединой. Единственное, что он смог сделать, это судорожно сглотнуть (жёсткие пальцы по-прежнему сжимали горло) и кивнуть. А Хан-Шэ повернулся к замершей в немом изумлении (к которому примешивалась значительная доля благоговейного страха) толпе Детей Леса и веско произнёс:
— Дети Леса и Реки, никто не причинит вам зла!
* * *
…Грудь корабля раздвигала бурую воду с негромким шорохом, напоминавшим тихий стон, как будто Река жаловалось кому-то неведомому на причиняемую ей деревянным существом боль. Полог ночи наполняли звуки Леса, вопли его обитателей — пожираемых и плотоядное урчание — пожирающих. Вечный круговорот жизни и смерти, рождения и гибели…
Человек стоял на носу, у самой шеи звероголового чудища-украшения и смотрел во тьму невидящими глазами. Мысли его были далеко-далеко, вдали от Реки и Леса, и вообще от всего этого Мира со всеми его бедами и заботами.
Нет, чувство простой человеческой благодарности не было чуждо тому, кого Дети Леса называли Хан-Шэ. Он отзывался на это имя, хотя уже догадался, что оно не настоящее. Человек надеялся, что скоро он вспомнит, как его зовут на самом деле, равно как и многое другое. Именно поэтому он и был сейчас здесь, на борту звериноголового корабля и плыл вместе с ним туда, куда этот корабль направлялся — к центру страны, в столицу Властителя.
После всего случившегося на берегу, железнотелые беспрекословно выполняли все приказы Хан-Шэ, даже не пытаясь отступить от их смысла ни на йоту. Он приказал вернуть отобранное и освободить пленников — исполнили тут же. Он приказал выгрузить на берег и установить на помосте частокола, окружавшего селение, четыре тяжёлых арбалета (больше похожих на баллисты). Пригодится, если вновь появится хугу-хугу или кто-нибудь ещё похлеще, особенно если щедро смазать гранёные железные наконечники ядом из красной травы. По одному его слову воины отдали лесным охотникам мечи — не все, конечно, но добрую половину того оружейного запаса, который имелся на ладье. И самое главное: Хан-Шэ повелел остаться в племени четверым из пришельцев — мастерам работы с металлом. Человек не сомневался, что скоро ан-мо-куну освоят плавку и ковку металла — меди, а потом и железа, лишь бы нашлась поблизости руда («руда» — откуда ему известно это слово?). Все его распоряжения выполнялись быстро и точно — и это было приятно.
