— Это ты меня так утешаешь? Шурик на такие глупости не способен. Он мужик, мачо. Вот по кумполу дать, другу морду разбить — это в его правилах…
Подруга села напротив Ирины и вдруг сменила тон на серьезный:
— Ир… Послушай, а у тебя действительно ничего не было с Антоном?
В комнате повисла пауза.
— Катя, ты что, дура? — Ирина изумленно смотрела на подругу. Она даже не в силах была выразить свое возмущение.
— Прости… Прости, Ириша… Это я так, на всякий случай. Все-таки я на твоей стороне. Хотелось бы быть уверенной, что все по справедливости.
Они опять помолчали. На улице завыла сирена «скорой помощи». Ира вздрогнула.
— Знаешь, Кать, я боюсь только одного… Что узнаю, где Шурик, только тогда, когда с ним произойдет что-то страшное. И меня мучает, что мы бездействуем. Мне кажется, что передо мной высокая стена. И я в нее бьюсь, бьюсь, чтобы пробить ее, а он где-то по ту сторону, и я не могу ничего сделать… Мне на прошлой неделе такой сон снился: как будто я стою перед высокой белой стеной и знаю, что по ту сторону Шурик. И знаю точно, что он попал в беду. И я колочу в стену, зову его и все бесполезно. А из стены… — она понизила голос и наклонилась к Кате, — торчат руки и ноги окаменевших людей. Это тех, кого не успели спасти…
Катя смотрела на нее округлившимися глазами как завороженная. Потом очнулась и испуганно вскрикнула:
— Тьфу-тьфу, совсем ты, Иришка, сбрендила. Это ж надо такое придумать! Окаменевшие люди! Ужас!
— Я не придумала, это правда было, во сне… А во сне очень часто у людей просыпается подсознание. Ясно тебе? И во сне мое подсознание мне подсказывало, что Шурика ждет беда… Это был вещий сон! А я вовремя не отреагировала. Нужно было прислушаться к своему подсознанию, какие-то меры принять…
— Мне ясно одно. Ложись-ка ты спать. А то на тебя без слез не взглянешь, совсем замученная. И главное, слушать тебя тоска. Полную галиматью несешь… Спи скорей, пусть тебе приснится твой муж румяный и веселый, наворачивающий прямо из сковородки жареную картошку.
— Я бы ему отбивную поджарила — такую большую, размером с лапоть, он любит, — вздохнула Ирина, и опять на ее глаза навернулись слезы.
— Вторая серия! — объявила Катя, обнимая подругу за плечи и осторожно промакивая ее глаза носовым платком.
Ирку жалко, самой впору слезу пустить. Но сколько же можно ныть? Действовать нужно, действовать! Вон сколько еще неохваченного народа, блокноты распухли от фамилий и номеров, а она уже выдохлась, будто такой уж тяжелый труд задать один-единственный вопрос: «Люди, где Турецкий?» Только время уже позднее, двенадцатый час. Как-то неловко в такое время этих людей беспокоить…
