Нас окружали угрюмые незнакомые холмы. Ближние были отчетливо видны, а дальние едва заметно проступали сквозь хмурую снежную пелену. Мне стало не по себе не то от страха, не то от любопытства. Я вдыхал морозный воздух и глядел во все глаза, надеясь и в то же время боясь увидеть громадного мамонта или косматого человека в шкурах.
– Никак не пойму,– сказал Махмут,– не то осень, не то весна...
– Лето,– коротко ответил дядя Альберт.
Ничего себе лето. А какой тогда должна быть зима?
Вокруг не было ничего живого – мерзлая каменистая земля, голый, бьющийся на ветру кустарник и редкая жухлая трава. Славка еще плотнее завернулся в одеяло. Ему было не только холодно, но и страшно, видно, еще страшнее, чем мне. Эта земля пугала своим серым пустынным безмолвием, холодом и еще чем-то необъяснимо жутким. Я вдруг почувствовал, какая бездна лет отделяет меня от дома, от мамы, от школы и даже от Зельца. Каким родным, каким бесконечно дорогим показался мне сейчас наш дом, пустяками показались все обиды и ссоры. Я хотел бы снова пройти по улице среди людей. Ничего мне сейчас так не хотелось, как увидеть людей – любых: хороших, плохих, знакомых, чужих, но непременно людей, без них было никак нельзя.
Метрах в ста от корабля поднимался отвесный глинистый обрыв, под обрывом текла река. Время, вопреки предположениям дяди Альберта, довольно сильно изменило рельеф местности. Противоположный, восточный берег был метров на сорок выше западного. Дядя Альберт посмотрел на этот обрыв и только покачал головой. Я понял: он подумал о том, что стало бы с нами, если бы корабль оказался на том берегу. Пока нам в нашей опасной игре со временем здорово везло.
Когда мы сошли с корабля, Махмут и Тонька, хотя нигде не было никакой видимой опасности, подняли с земли по камню.
– Это лишнее,– сказал дядя Альберт. Он достал заранее приготовленный факел, дал нам всем по коробке спичек.
Мы, то и дело озираясь, пошли по голой каменистой пустыне. Странно, но в этом диком краю повсюду чудилась опасность, хотя нигде не было и признака жизни. Мерзлая земля стучала под ногами, в лицо хлестала и хлестала сухая и редкая снежная крупа. Мы попали в суровый угрюмый мир.
Сквозь снежную пелену вдали почудилось нам какое-то смутное движение. Там сновали темные пятна, рассыпались, собирались снова, и вот ветер донес до нас тонкий визг, рычание и злобный вой. Мы остановились. Дядя Альберт протер стекла бинокля и долго всматривался в эти движущиеся пятна.
