Антон надел свежую футболку и джинсы. Подумал — и добавил к футболке вельветовый пиджак. Затем придирчиво оглядел свою внешность в зеркале. Обычный московский парень — может быть, студент, а может — молодой специалист какой-нибудь небольшой, но успешной фирмы. Светлая челка упала на глаза, и Антон небрежным движением откинул ее со лба.
Еще год назад он выглядел совершенно иначе. Не был ни этой бабской прически, ни этого идиотского пиджака, ни этих «педерастических» светло-голубых джинсов. Колючий ежик волос, черная куртка, черные штаны и ботинки на шнуровке. Униформа настоящего «черного волка», прячущая под собой тренированное тело, готовое и к боли, и к испытаниям и, словно высшим отличительным знаком, украшенное свастикой. Справа, прямо у сердца. А на левом плече — летящий ворон, сжимающий в когтях такую же свастику, только поменьше.
Прикид пришлось поменять, внешность изменить, а татуировки — безжалостно свести. Татуировок было особенно жалко. Их делал настоящий мастер. И не просто мастер, а человек высочайшей духовной закалки. Человек, который отдал жизнь за идею.
Антон прижал кулак к сердцу, а затем резко выбросил его вперед в приветственном жесте и глухо проговорил:
— Белая раса!
* * *
— Чмо черномазое, — презрительно проговорил, глядя вслед негру, Штырь.
— Тише ты, — процедил сквозь зубы Боровой. — Я тебе сколько раз говорил — мы не должны выпячиваться. Нужно выглядеть, как все.
— Да че со мной не так-то? — Штырь наклонил голову и оглядел себя. Снова поднял взгляд на Борового и недоуменно проговорил: — Все, как у тебя.
— Я не про одежду. Базар надо фильтровать. Это здесь ты свой, а там ты среди врагов, понял? Каждый, кто не с нами, — потенциальный враг. Запомни: никаких радикальных высказываний. Чтобы осуществить задуманное, нам нужна четкая, отлаженная схема действий. И поведение на людях входит в эту схему.
— Да ладно, ладно. Я понял.
— Ты от всех татуировок избавился?
— Сам ведь знаешь, что от всех.
— А на затылке?
— Да кто там увидит! У меня ж прическа, как у педрилы. Скоро волосы до жопы дорастут. Шифруюсь, блин, как Штирлиц.
Боровой поморщился.
«С какими кретинами приходится работать, — неприязненно подумал он. — Ну, ничего. Они — расходный материал. За ними придут другие — умные, образованные. Вот тогда и посмотрим, чья возьмет».
Мимо прошел индус. Боровой, по старой привычке, от которой никак не мог отделаться, проследил за ним взглядом, но тут же одернул себя — «не смотри». В груди глухо рокотнула ярость, и Антону пришлось здорово постараться, чтобы взять себя в руки.
