Турецкий вспомнил, как сто лет назад его учительница физики отказывалась верить, что главный классный хулиган, переросток и двоечник Косыгин — совершенный тупица. Человек, у которого такая большая голова, говорила физичка, хоть что-то да должен соображать! Впрочем, может быть, физичку смущала фамилия тупицы.
— У меня только один вопрос, — не удержался Турецкий в заключение.
— Для столичной знаменитости все, что угодно! — бодро сказал Ананко и похоже было, что эту фразу он репетировал.
— Какой у вас размер фуражки?
В Лаборатории Турецкий освоился быстро или, по крайней мере, успокаивал себя тем, что со стороны производит такое впечатление.
Поскольку обязанности главы Лаборатории на собрании трудового коллектива были возложены на старейшего работника Льва Наумовича Майзеля, Турецкий попросил именно его собрать подчиненных на несколько минут, чтобы познакомиться со всеми разом. Это оказалось почти выполнимо — отсутствовал только Ляпин, но он, как сказал Майзель, отсыпался, много работал ночью.
Георгий Сергеевич Колдин держался отчужденно, но не напряженно. Вполне качественно сыграл ситуацию знакомства с Турецким. Александр Борисович был ему за это благодарен, хотя не мог отделаться от какого-то смешанного чувства. Что за игра у этого Колди-на? Действительно ли он движим исключительно идеей справедливости и благородной мести за своего соратника?
Две лаборантки, и обе, надо было признать честно, весьма хорошенькие. Только совершенно в разном стиле.
Анна Нисенбаева — азиатского типа, вполне зрелая женщина с глазами-бусинками, но дать ей тридцать пять, как написал Колдин, было трудно по той причине, что, возможно, так она смотрелась и пятнадцать лет назад, и будет выглядеть еще долго. Не замужем, вспомнил Турецкий.
Совсем другое дело Вероника Лавочкина — худющая девица с копной рыжих волос, зелеными глазами и четко очерченным крупным ртом. Цену она себе знала, это было видно с первого взгляда. Эта выглядела не моложе своих двадцати восьми, но это не делало ее менее привлекательной. И кстати, синяки под глазами. То ли бурная личная жизнь, то ли много работы, то ли просто нездорова. И кстати, тоже не замужем. Какие кадры пропадают! Впрочем, пропадают ли? Мужчин вокруг них немало. А совсем недавно было еще больше.
И, наконец, Майзель. Майзель — это был отдельный разговор. Майзель был патентованный профессор из какого-нибудь старого советского фильма. Только вот рассеянность и бытовой кретинизм были ему совершенно не свойственны. «Нуте-с, молодой человек» он тоже не говорил. На склоне лет Лев Наумович пребывал в отменной физической форме, носил короткую седую бородку и сверлил Турецкого своим рентгеновским взглядом. Как знать, может, все сразу и высветил.
