Лейтенант ошибался. Конвейер бракосочетаний был и продуман — как и кем — вопрос особый! — и утвержден в соответствующих инстанциях. Были определены моменты, когда громоподобная музыка микшировалась — это значило, что происходила непосредственная процедура расписывания, — а затем взрывалась с еще более неудержимой силой, приветствуя рождение новой счастливой советской семьи.
«Интересно, сколько же раз в течение дня во всем мире звучит этот пресловутый марш? Вот уж поистине глобальная популярность! А наследникам господина Мендельсона — если, конечно, таковые существуют — можно только посочувствовать: все сроки действия авторских прав давно уже закончились. А то могли бы „грести“ с пьески своего предка не меньше, чем с какой-нибудь нефтяной скважины!»
Советский Союз готовился присоединиться к международной конвенции по авторским правам. Вопрос изучался юристами, дискутировался на собраниях научной и творческой интеллигенции, создана была специальная правительственная комиссия. Разумеется, Комитет не мог остаться в стороне. Вот уже несколько месяцев изучение международных положений авторского права было одним из основных направлений повседневной работы лейтенанта Жаворонкова. Естественно, приобретенные в этом вопросе знания накладывали свой отпечаток и проявлялись в подсознательных, зачастую совершенно неожиданных реакциях.
«Стоп, Жаворонков! Ты что-то сегодня совсем не в своем уме! Какой „Свадебный марш“, какие наследники, какая нефть?! Ты! Ты сегодня женишься! Именно ты, а не умерший полторы сотни лет назад Мендельсон! А у тебя в голове какой-то полный сумбур и бред! Очнись, родимый!»
Роман с Леночкой Литвиновой развивался легко, естественно и стремительно. Для Георгия, твердо усвоившего с юношеской поры, что ухаживание за любимой девушкой — процесс сложный, непредсказуемый, а зачастую и мучительный — опыт общения с Олечкой Шатц не прошел даром! — открытость и непринужденность в отношениях, установившиеся буквально с первых же минут знакомства с Леной Литвиновой, явились чем-то исключительно новым, живым и радостным.
Оля Шатц, Оля Шатц… Кстати, по иронии ли судьбы или, наоборот, направляемые и руководимые ее указующим перстом, впервые встретились Лена и Георгий именно в доме Оли Шатц.
За годы учебы в гэбэшных «университетах» курсантов не слишком баловали отпусками. В летние месяцы устраивались то какие-то дополнительные теоретические семинары, то практические занятия, то выезды в военно-спортивные тренировочные лагеря. Слетать домой удалось лишь пару раз, да и то на считаные дни. Родители, естественно, скучали (Лешка бороздил на своих бронетранспортерах пустыни Туркмении, и оторваться от службы ему было еще сложнее, чем Георгию). Более того, в последний приезд Георгий обратил внимание на то, что и во внешнем облике отца, и в каких-то едва уловимых изменениях в манере поведения начинают проглядывать черточки чего-то такого, из-за чего расхожее и обычно ни о чем не говорящее выражение «наши старики» начинает наполняться своим прямым смыслом. Мама — тьфу-тьфу-тьфу — держалась пока молодцом! И тем не менее Георгий твердо решил, что весь обещанный месячный отпуск между окончанием учебы и началом непосредственной службы он полностью посвятит родителям (месяц, правда, сократился до десяти дней, но и это было большим подарком).
