Молодые автоматизаторы стояли на огромной центральной площади бывшего Святого куреня. Так к концу девятнадцатого столетия стал именоваться монастырь, а точнее, совокупность нескольких монастырей, окруженных кольцом двадцати восьми дамских общин-аймаков. Только монахов-лам жило тогда в курене более тринадцати тысяч — это при всем населении вымирающей от голода и сифилиса Монголии, не насчитывающем и девяноста тысяч.
Нынче от бывшего семидесятихрамового центра Урги оставались лишь свидетельства Пржевальского да фрагмент общего вида города начала XX века работы Джугдера. Но и то, что предстало взорам новоявленных жителей монгольской столицы, впечатляло.
— Так, парни, — обратился к экскурсантам Саша Дубинин, один из счастливцев, которые работали на «Мире». — Уж если фотографироваться, то здесь. Внутри монастыря все равно аппарат работать не станет.
— Это еще почему? — возмутился обладатель последнего слова в отечественном фотоаппаратостроении — новенького «Зенита-Е» — Вадим Афанасьев.
— Про-о-осто не станет, и все-о-о, — замогильным голосом протянул Саня. — Проверено.
Афанасьев недоверчиво пожал плечами, решив непременно на деле опровергнуть всяческую отсталую мистику. Но сняться снаружи всех храмовых и дворцовых сооружений тоже стоило. И Вадим принялся интенсивно щелкать «Зенитом», снимая приятелей и захватывая в объектив то резные триумфальные ворота с шатровой крышей типа китайских пагод, то главные ворота Зеленого дворца с изображением богов или великих батыров.
Сфотографировались и у деревянного, оформленного резными капителями портика грандиозного храма Мэгджид Джанрайсэг. Над нижним двухэтажным кирпичным сооружением были надстроены два деревянных этажа с шатровой кровлей, образуя огромное единое пространство, где когда-то во всю высоту стоял медно-позолоченный колосс Авалокитешвара. Само здание стоит на холме, что еще более возвышает его над низкорослой монгольской столицей. И даже окраска храма — нижняя часть белая, а устремленный в небо шатер темно-коричневого цвета— способствовала иллюзии, делая храм выше, чем он был на самом деле.
Вошли в монастырь Гандан. И тут Вадим убедился в правильности Саниного предостережения. Статую Дзонхавы неподалеку от входа сфотографировать еще удалось, но сколько ни жал потом лейтенант на кнопочку, открывающую затвор, ни единого щелчка не последовало до самого выхода за ворота.
Пришлось достопримечательностями любоваться просто так, открыв рот. И без всякой надежды на документальные свидетельства. Жаль. Тем более вскоре лейтенант навсегда покинул эту далекую страну…
