В Москве знакомый устроил его по специальности — инженером ЭВМ в недавно созданный отдел автоматизации МУРа. Толковый специалист нравился начальству. А на запятнанное личное дело милицейские чины смотрели сквозь пальцы. Поскольку, во-первых, прекрасно знали, что здоровому человеку «закосить» от армейской службы можно только таким способом, а во-вторых, между силовыми ведомствами постоянно шла подковерная борьба и «перетащить» кадры в свою систему было где-то даже небольшой победой.
Но Афанасьев, вынужденный жизненными обстоятельствами познакомиться с юриспруденцией, вдруг увлекся этим крючкотворством. Работать в прокуратуру его никто, разумеется, не приглашал. Оставался сыск. И, заочно закончив юрфак университета, он попросился в оперативники. Просьбу его милицейское начальство удовлетворило. И даже «вернуло» ему офицерское звание лейтенанта. Сверстники его к тому времени уже донашивали капитанские погоны…
— Махн мандтугай! — выругался отставной майор, нечаянно плеснув горячим кофе на палец.
— Давно хочу спросить, дядь Вадим, что это значит?
Павел Шаров, свежеиспеченный кандидат технических наук, выпускник аспирантуры кафедры термодинамики и тепловых двигателей университета имени Губкина, автор десятка печатных работ, посвященных диагностике оборудования компрессорных станций, был достойным продолжателем славных семейных традиций.
— А я знаю, Паш? — улыбнулся Вадим Иванович Афанасьев, давний друг семьи Шаровых. — Это у меня вместо тривиального русского мата в ходу. А наделе это лозунг монгольский. Что-то вроде нашего «Слава КПСС!».
Двое мужчин удобно расположились в креслах кабинета старинной квартиры на Арбате. Вдоль стен тянулись высокие — под потолок — полки с книгами. На журнальном столике у стены тепло светился абажур лампы. Окно, за которым шумела столица, было задернуто шторами. Павел, отодвинув ноутбук, шумно отхлебнул из чашки. Здесь фактически ничего не изменилось с момента трагической гибели его отца. Те же книги, тот же массивный шкаф со старой пишущей машинкой наверху, та же страшная — с черепами — маска над дверью…
Афанасьев перехватил взгляд собеседника.
— Да. Это я Васе, отцу твоему, подарил. Одна из немногих вещиц, которые я привез из той удивительной страны…
В первой половине XVII века сын Тушету-хана Ундур-гэгэн, глава ламаистской церкви и государства, основал в урочище Ширээтцагаан-нуур обитель, состоявшую из временных сооружений, окруженных завесами из желтых полотнищ. Она так и называлась Шар бесийн хот (Желтый полотняный город). Лет шестьдесят кочевой монастырь многократно менял свое местонахождение, но в 1779 году расположился оседло на северном берегу Толы, недалеко от впадения в нее речки Сельбы, в долине, окруженной горами со всех четырех сторон. Говорят, что именно здесь находился дворец легендарного кереитского правителя Ван-хана. Через эту долину проходил и чайный путь из Китая в Россию, и дороги, связывавшие восточные и западные районы Монголии.
