Косовский одуванчик | страница 40
– Вы полагаете, лучше следовать своим влечениям, чем блюсти сказанное однажды «да»?
– Нет, лучше задаться вопросом: что важнее – счастье или истина?
– Майор, – говорю, – этим вопросом вы отвлекаете меня от мысли о браке. Впрочем, мы в Сербии говорим: брак есть мрак, так что я сама бегу от вопроса о браке и стремлюсь к счастью и истине – к двум вещам, которых не сыскать в Косове.
– Вы настоящая сербка, все сводите к политике!
– Может быть, от несчастья и отсутствия истины я и была с капитаном Гарольдом, и по той же причине терпеливо сношу вас.
– Это мне и нравится, потому что я уверен, что вы никогда не измените своему брачному союзу с Сербией.
– Надеюсь, – говорю.
– Если только…
– Что «если только»?
– Если только ваша любовь не приобретет болезненную форму страсти.
– А разве любовь – не страсть?
– Конечно, но только строго дозированная. Возлюбленное нами существо не освящено божественным чином, и потому нет смысла преувеличивать, как Иисус Христос, который, кажется, сказал так: «О тебе я думал на смертном одре, за тебя я пролил кровь свою».
– Вы веруете в Бога?
– Как в брак, – отвечает с улыбочкой Шустер.
Мне очень понравилась эта фраза, и я, дурочка, говорю, глотая виски:
– Теперь я жалею, что после Opening Nights не ушла с вами в отель «Гранд».
Майор Шустер, совсем как Кёрк Дуглас, в поклоне сверкнул белоснежными зубами – золотых у него не было. И говорит:
– Прошлой ночью у меня не было апартамента в отеле «Гранд».
– Да, – говорю я как Мэй Брит, – тогда бы у нас не случилось такой прекрасной беседы. Кажется, скоро я смогу защитить диссертацию – все благодаря вашим объяснениям о том, что есть любовь, а что есть страсть. Забудем про Косово!
– Всему, что я вам сказал, меня научила жена. Она преподает в Гейдельберге классическую философию.
– Вы еще не расстались с женой?
– У нас четверо детей.
– Хорошо вам!
– Из-за них я сбежал в Косово, а до этого был в Кении.
– Для того, чтобы принести свободу народу Кении?
– Я ухаживал за животными, боролся с браконьерами, которые убивали их ради шкур.
– И это была любовь? Или страсть?
– Страсть, – признался майор Шустер.
– Значит, так вот! – замечаю вслух.
– Именно там, любя животных и одну черную даму – вечно в наших разговорах возникают женщины! – я пришел к некоторым выводам. Один из них, самый важный, состоял в том, что я стал приписывать любимому существу – будь то животное или женщина – приписывать свойства, которыми не обладает сам Господь Бог. Или еще страшнее: я прибегал к Библии, чтобы оправдать свою страсть. Как там? «Будьте как боги, и вам с вашей страстью все будет дозволено!»