Косовский одуванчик | страница 14
– Ладно, хорошо, – сказал Иован. – Ночь в Приштине, баба пизду чешет, и ничуть не ебёт ее, что дом горит!
– Это я переводить не буду, с Богом, Иован!
– Гуд бай, – говорит Иован кафане «Весна».
Непрерывным взглядом, совсем как пулеметной очередью, Иован оглядывает потолок, пол, стойку и, совсем как солдат, отдает честь высокому из КФОРа, с улыбкой произнося любимые слова из любимого фильма «Моя дорогая Клементина»:
– Let's go… Я уже не мачо в своей кафа-не. Прощай, «Весна», до свидания в сентябре… Баба пизду чешет! – кричит мне Иован, отправляясь во внутренний двор, откуда раздается скрежет: переключение на первую скорость в отечественной автомашине марки «Юго-45».
С улицы донесся звук джипа, заскрипел на скорости.
Два мотора жизни исчезли в ночи…
– Я бы выпила чего-нибудь, – говорю коротышке из КФОРа.
Солдат КФОРа перепрыгнул через стойку, аккуратно перебрал бутылки и молча, взглядом спросил меня: чего бы вы сейчас? И, словно угадав ответ, говорит:
– Двенадцатилетнего?
– Со льдом, – попросила я.
– Виски со льдом – не годится, мисс.
– Ладно.
– К сожалению, нет настоящих бокалов для виски, но в целом, можно сказать, кафе оборудовано прекрасно. О, шампанское девяностого, это был прекрасный урожай!
– За ваше здоровье, – сказала я, чокаясь с солдатом, который налил себе кружку пива.
– Вы здесь работаете? – спросил солдат.
– Да, я здесь работала, этой… Этой…
Запнулась я на слове «этой». Бывают слова, которые тормозятся, и еще труднее выговариваются. Э, Т, О, И – четыре прекрасные буквы, даже на кириллице. Слово «этой» звучит совсем как по-гречески, совсем приличное слово… За ним будто тысячи поэтов или простых людей, которые хотят убедить нас в том, что война не сравнима с ЭТОИ, которая в войне, в мире, в городке каком-нибудь, в женщине или в мужчине прячется, как загадка какая-то… ЭТОИ. ЭТОИ, которой даже инструмент в оркестре доверить нельзя, но хоть как-то продолжить надо… Я точно знаю, что композиторы ЭТОИ много хорошей музыки посвящают, и после ЭТОИ ноты наступает минор, а когда она исчезает, под бой барабанов возникает мажор… Потому я и запнулась на слове «этой», чтобы не врать больше.
– Значит, вы переводчицей работали, – говорит коротышка из КФОРа. – Что, трудная работенка?
– Я, мистер, начала работать переводчицей во время бомбардировок. Я обслуживала полковника Уэлса из гуманитарной организации «Кер» из Австралии. Сначала я не очень понимала… Полковник Уэлс объяснял мне, почему необходимо было бомбить, а поскольку он сам не знал действительную причину, мы с ним, отвешивая понемногу ложь сербам и албанцам, которые здесь живут, пришли к согласному заключению, что никто из нас не знает истинного значения слов!