Косовский одуванчик | страница 14



– Ладно, хорошо, – сказал Иован. – Ночь в Приштине, баба пизду чешет, и ничуть не ебёт ее, что дом горит!

– Это я переводить не буду, с Богом, Иован!

– Гуд бай, – говорит Иован кафане «Весна».

Непрерывным взглядом, совсем как пулеметной очередью, Иован оглядывает потолок, пол, стойку и, совсем как солдат, отдает честь высокому из КФОРа, с улыбкой произнося любимые слова из любимого фильма «Моя дорогая Клементина»:

– Let's go… Я уже не мачо в своей кафа-не. Прощай, «Весна», до свидания в сентябре… Баба пизду чешет! – кричит мне Иован, отправляясь во внутренний двор, откуда раздается скрежет: переключение на первую скорость в отечественной автомашине марки «Юго-45».

С улицы донесся звук джипа, заскрипел на скорости.

Два мотора жизни исчезли в ночи…

– Я бы выпила чего-нибудь, – говорю коротышке из КФОРа.

Солдат КФОРа перепрыгнул через стойку, аккуратно перебрал бутылки и молча, взглядом спросил меня: чего бы вы сейчас? И, словно угадав ответ, говорит:

– Двенадцатилетнего?

– Со льдом, – попросила я.

– Виски со льдом – не годится, мисс.

– Ладно.

– К сожалению, нет настоящих бокалов для виски, но в целом, можно сказать, кафе оборудовано прекрасно. О, шампанское девяностого, это был прекрасный урожай!

– За ваше здоровье, – сказала я, чокаясь с солдатом, который налил себе кружку пива.

– Вы здесь работаете? – спросил солдат.

– Да, я здесь работала, этой… Этой…

Запнулась я на слове «этой». Бывают слова, которые тормозятся, и еще труднее выговариваются. Э, Т, О, И – четыре прекрасные буквы, даже на кириллице. Слово «этой» звучит совсем как по-гречески, совсем приличное слово… За ним будто тысячи поэтов или простых людей, которые хотят убедить нас в том, что война не сравнима с ЭТОИ, которая в войне, в мире, в городке каком-нибудь, в женщине или в мужчине прячется, как загадка какая-то… ЭТОИ. ЭТОИ, которой даже инструмент в оркестре доверить нельзя, но хоть как-то продолжить надо… Я точно знаю, что композиторы ЭТОИ много хорошей музыки посвящают, и после ЭТОИ ноты наступает минор, а когда она исчезает, под бой барабанов возникает мажор… Потому я и запнулась на слове «этой», чтобы не врать больше.

– Значит, вы переводчицей работали, – говорит коротышка из КФОРа. – Что, трудная работенка?

– Я, мистер, начала работать переводчицей во время бомбардировок. Я обслуживала полковника Уэлса из гуманитарной организации «Кер» из Австралии. Сначала я не очень понимала… Полковник Уэлс объяснял мне, почему необходимо было бомбить, а поскольку он сам не знал действительную причину, мы с ним, отвешивая понемногу ложь сербам и албанцам, которые здесь живут, пришли к согласному заключению, что никто из нас не знает истинного значения слов!