— Биркенау!!! Немедленно покиньте Зал Заседаний!!! — заорал председатель, вскочив с места. Его последние слова потонули во всеобщем шуме.
Реджинальд все также стоял, упираясь руками в стол.
— Браво, Реджинальд!! — орали с галерки, перекрикивая шум гомонившей толпы.
— Поздравляю Вас, Реджинальд. Просто блестяще. Я всегда подозревал, что „радужные анаграммы“ — это Ваших рук дело. И не я один это подозревал. Создание космической струны в лабораторных условиях — о таком теоретики по суперструнам и мечтать не могли. У меня просто нет слов!…
Это был директор Европейского Космологического Сообщества.
В толпе снова мелькнуло лицо Танаки. Он улыбался.
— Браво, Реджинальд!
— Браво!!!
— Браво, Реджинальд…
…Я шел к Реджинальду. Я плохо соображал, что делаю. Я шел как в тумане. Навстречу мелькали веселые лица. Казалось для них все встало на свои места. История Биркенау закончилась. Я слышал обрывки разговоров — о суперструнах, о космических струнах, о новых моделях, о новых наблюдениях по поиску космических струн… Угол зала вернул свою первоначальную конфигурацию. Вахтер и заместитель директора по хозяйственной части о чем-то объяснялись с председателем, указывая на то место, где стояли бронзовые часы, и с недоумением разглядывая покореженную металлическую облицовку стен…
— Реджинальд…
Его лицо приобрело восковой оттенок. Бескровные губы плотно сжаты. Глаза тускло-серые, как мертвые. Просто посмотреть на меня далось ему с невероятным трудом.
— Не… подходи… ко… мне… Сашенька… не… подходи… пожалуйста… не… подходи… ты… не найдешь… что ищешь… не… подходи…
Его глаза гасли. Из ноздрей и изо рта потекли струйки крови.
Было поздно. Хотя почему поздно? Ведь я этого хотел. Я ждал этого. Он нарушил слово, данное в свое время Биркенау, и я почему-то с уверенностью ждал, что он также нарушит слово, данное Гарольду, и использует „анаграммы“. И Гарольд должен был это понять, должен был помешать. Мы знали, к чему это может привести, и ничего не сделали заранее, не остановили. Мы уже поступили жестоко, хуже уже не будет. Может, я теперь поступал еще более жестоко? Но мне почему-то казалось, что Реджинальд тоже этого хотел… или нет. Конечно, нет! Это я, я пытался хоть как-то оправдать отвратительное любопытство! Но мне уже все равно. Я жаждал откровения, я мучительно жаждал его „миров“, познания структуры Вселенной и власти над ней. Я безумно жаждал того, чего был лишен, и, знаю, буду лишен, всю свою серую жизнь. Если бы он не знал структуры, он никогда не смог бы создавать свои „анаграммы“!! А я видел, случайно, не знаю, как и почему, но я видел, я подсмотрел как вор, я догадался, к чему он с детства стремился, я
