— А я не знаю, станем ли мы тебя слушать, — презрительно заметил Турецкий. — Ну, с Федулом понятно, он получил задание: замочить двоих москвичей. От кого, это он нам сейчас сам расскажет, хотя мы знаем. Он и пошел честно отрабатывать свои бабки. А ты, сволочь, старика захотел зарезать, который ни в чем не виноват ни перед тобой, ни перед твоим хозяином, верно, коллега?
Турецкий поднял глаза к Антону и чуть прищурился, чтоб тот увидел. И Плетнев понял, молча кивнул и сделал резкое движение ребром ладони себе по горлу, будто перерезал своему врагу глотку.
— Ну и как же после этого тебя прощать? — продолжил Турецкий нудным тоном, словно ему было противно говорить с уже обреченным человеком. — Нет, не нужен ты нам. Мы приехали по делу, у нас с ним, — Александр кивнул на Антона, — открытый лист на вашего брата. Знаешь, что это такое? А это письменное разрешение самого министра мочить вашего брата, если только вы встанете нам поперек дороги. Понял? Без всякого суда и следствия. Ни на хрен оно нам не нужно. Или, может, ты хочешь взглянуть на эту бумажку? Так мы покажем, прежде чем у тебя отходняк начнется. Ты ж ведь Гришке Переверзину все равно уже ничего сказать не успеешь, верно? Так что лучше я ему самому и покажу, как брать его будем, а тебе это дело без разницы.
И Турецкий небрежным, но сильным шлепком ладони по щеке Хонина залепил тому рот скотчем. А жестом показал Антону, чтоб тот поправил штаны на Федулове, посторонние же люди рядом, неприлично в эдаком безобразном виде, с петлей на… ну, да…
Антон едва сдерживал смех во время этого спектакля, а от «открытого листа» вообще пришел в такой восторг, что чуть не подавился. Ну, Сашка!..
— Давай, посади его за стол, он сейчас начнет нам явку с повинной писать. Ты понял, Федул? Откажешься, сам знаешь, что будет. Мы тогда вон этого на твое место посадим, а тебя — положим. Коллега, посмотри в своей сумке, — кивнул он Антону, — может, у тебя там бумага осталась? И ручка. А нет, попроси хозяина сходить в дом, принести.
— У меня диктофон есть, — сказал Антон, вынимая его из внутреннего кармана сумки. — Работает.
— Давай. Для допроса пойдет. Он нам скажет сейчас, что признания свои дает добровольно и без всякого принуждения, запоминай, Федул, потому что, получив задание убить двоих людей из Москвы… он скажет, и от кого получил задание, но в последний момент, видишь ли, подумал и… раскаялся. Пришел попросить прощения. С пистолетом в руке, — но это на всякий случай, — добавил он, увидев идущего Сергея с двумя прозрачными пакетами, в одном из которых, как и предполагал Турецкий, был пистолет с глушителем, а в другом — нож. — И вот он подумал и раскаялся. А его приятель не захотел покаяться и, упав на какой-то очень острый предмет, может, даже на свой собственный ножичек, нечаянно перерезал себе горло.
