Крыша была обледенелая, ботинки скользили, и я решил передвигаться ползком. Меня вдруг осенило позвонить отсюда Беде, мне показалось романтичным — набрать ее номер, рискуя свалиться с крыши. Я это сделал, но зря старался, сеть почему-то здесь потерялась. Я пополз тихонечко, держа наготове веревку. Только бы не случилось очередного землетрясения, а то я скачусь отсюда, как бильярдный шарик. Скользко. Так скользко, что кажется, сдует ветром. Но я служил в десанте, а круче нас только морпехи, и то не факт.
Я нашел выход на чердак, закрепил веревку за трубу отопления, а другим концом обвязал себя. Стало легче передвигаться, и до края крыши над окном, где на карнизе стоял Глазков, я добрался быстро.
— Геру мне! — услышал я истеричный вопль, нагнулся и увидел клочкастую, плохо стриженую голову Ваньки. Он был близко, казалось, если перегнуться через невысокое ограждение, можно дотянуться рукой до его затылка. Снизу на меня смотрели десятки глаз, и я боялся, что невольно они выдадут мое присутствие.
— Где гера? — крикнул Ванька и поскользнулся.
Я кинулся вниз, перебросив корпус через ограждение. Видимо, оно давно сгнило, потому что под ударом моего тела решетка треснула, сломалась, и полетела вниз, разгоняя толпу. Веревка оказалась неожиданно короткой и я повис на ней, с трудом дотянувшись до Ванькиного загривка. Я схватил его за шиворот и проклял его бабку, которая наверняка покупала ему вещи в комиссионке. Ветхая джинсовочка затрещала по швам, но я успел зашвырнуть Ваньку на крышу, как паршивого котенка, подтянулся сам, и первое что сделал — вмазал ему по шее с риском ее сломать. Ванька отрубился и это было к лучшему: я беспрепятственно смог дотянуть его до входа на чердак, отвязал там веревку, и, взвалив нетяжелую ношу на плечо, стал спускаться на школьный чердак. В темном помещении, пахнувшем пылью и голубиным пометом, Ванька шумно всхлипнул и зашевелился. Я скинул его с плеча.
— Что, герой Чубаровец, подвиг не получился?
— Где я? — прошептал Ванька и я понял, что он может и не помнить своего чудесного спасения.
— На том свете, — зашипел я.
Ванька заорал так, что у меня заложило уши. Я решил, что роль Господа Бога выдается не каждый день, и взял быка за рога.
— Ну что, Иван, наркота не довела до добра? — спросил я замогильным голосом.
Ванька опять заорал.
— Да не визжи ты, как девица, а то на сковородку посажу и жарить буду без масла. Слышал про такие забавы?
Глаза стали привыкать к темноте, появились проблески света сквозь щели крыши. Пока Глазков не очухался, нужно его прессовать.
