— Короче, ты идеальный убийца, — не обратив на меня внимания, подвела итог Беда.
— Я убил только хахаля своей жены, — мрачно заявил Женька и быстро доел все пельмени.
— Мы ему верим? — весело спросила меня Беда.
Я пожал плечами, кивнул, и снова пожал плечами. На Женьку я не смотрел, и Женька на меня не смотрел.
— Ясно, — сказала Беда. — Значит так — мы ему верим. Так будет лучше для нас.
— Ребята, давайте я в ментовку пойду и скажу, что не удрал я, а эвакуировался.
— Ага, на угнанной нами машине.
— Всем будет так лучше — ментам, вам, мне.
— Если ты не врешь, то тот, кто убил Грибанова, хотел выдать за убийцу Бизона. Ты тут случайно подвернулся со своей подходящей биографией. Нет, Возлюбленный, мы тебе верим. Ты убил хахаля, но не убивал Грибанова. Так будет лучше для нас. Потому что в этом случае мы докопаемся до истины, а тебе не впаяют на полную катушку сомнительных казенных благ.
— Пусть впаяют, — упорствовал Женька, уставившись единственным глазом в пол. — Так будет лучше.
Я встал и вышел из кухни. Ильич жил в маленькой однокомнатной квартирке, почти такой же, в какой жила Беда. Только балкон у него — пусть и крошечный, был застеклен и любовно отделан изнутри деревянной рейкой. Я вышел на него и уставился в темноту за стеклом. Было так рано, что в соседних домах еще не зажглись окна; самые ранние будильники еще не прозвенели, чтобы вырвать своих хозяев из теплых постелей.
Я прислонился лбом к холодному стеклу. Не прошло и месяца после той заварушки, а я уже влип в новую историю. Как могло так случиться, что я не избавился от оружия, а как последний пацан, еще не словивший свою долю адреналина, припрятал «Макаров» в своем жилище? Бездарно припрятал, тупо, глупо, с отвратительной, ни на чем не основанной уверенностью, что никто и никогда не сунется в мой холодный, нищий сарай и уж тем более не будет что-то искать под некрашеными, старыми досками пола. Ведь чтобы там что-то искать, нужно знать. А знали только я и Элка. Только Элка и я.
— Ну и что дает глубокий анализ произошедшего? — в проеме балконной двери стояла Беда и шрапнелью вопросов расстреливала меня в маленьком, узком, холодном пространстве. — Каемся в собственной глупости, слабости, тупости? Думаем — дальше что? Прятаться? Бегать? Сдаваться?
— Мы обкурились, угнали машину, и помогли сбежать опасному преступнику, — напомнил я ей.
— Он не опасный. Он добрый, — засмеялась Беда.
— Хлебом тебя не корми, дай выставить меня идиотом.
