Вот за что я люблю Ильича, так это за то, что он никогда не задает вопросов. И чем подозрительнее ситуация, тем больше он смотрит на нее сквозь пальцы.
* * *
— Дрянь трава, — сказала утром Беда, проснувшись.
Я с трудом въехал в действительность, и обнаружил себя в квартире шефа, на его холостяцком диване. Рядом лежала Беда. Как и я, она была в джинсах. Женька спал на полу. Свет почему-то был включен, и люстра слепила четырьмя роскошными рожками.
Я поискал глазами часы, они висели на стене — роскошные, старинные, с боем. Они совсем не вписывались в холостяцкий быт, даже украшенный джакузи. Большая стрелка не добралась до шести, за окном темень, значит, еще очень рано. Надеюсь, Ильич хорошо устроился у своей Нэльки. Я знаю, там у него есть весь необходимый запас одежды — от носков до рубашек и пиджаков. Вот только день вчера был неявочный. Он бегает к толстой веселой Нэльке по вторникам, четвергам и субботам, а сегодня пятница. Или среда? Или что? Или где? Или как?
Я не я, и натворить такого не мог. Я объявляю «траве» войну. А заодно и всем политикам, которые не видят в ней ничего плохого.
— Дрянь трава, — повторила Беда, — Афганская, наверное.
— Или из Чуйской долины, — вспомнил я ее уроки.
— Да, с бурятской такого не накуролесишь.
— Ты что-нибудь помнишь? — спросил я с надеждой на то, что все, что помню я — неправда и глюк.
— «Ланцер», который ты угнал, разгромленный сарай, здание РОВД, ты, выводящий Женьку, землетряс, паника, погоня и снова ты — с гранатой.
— С гранатой?! — подскочил я.
— Да, — она с силой потерла виски и села. — С гранатой, которую испекла Салима.
— Ребята, вы кто? — с пола жалобно спросил Возлюбленный.
— Учитель и журналист, — вежливо напомнил я.
— Писатель и педагог, — почти согласилась со мною Беда.
Но Женьку это не успокоило.
— Давайте, ребята, я того, обратно в ментовку пойду. Скажу, что не удрал, а эвакуировался!
— Сначала, — сказала Беда, садясь, и натягивая на себя тонкий свитерок, — ты расскажешь все нам.
— Никаких разборок натощак, — приказал я и пошел на кухню обшаривать холодильник. Уже имеем то, что имеем, и глупо придумывать, что делать дальше, на голодный желудок. В холодильнике я обнаружил скучный холостяцкий наборчик: пельмени, кетчуп, пиво, вобла, кофе и пачки презервативов — вот уж не знал, что их тоже хранят в холодильнике.
Пока я варил пельмени, Беда плескалась в душе и отвратительно пела. У нее хватало для этого бодрости духа, у меня же руки тряслись, когда я расставлял тарелки. На кухню приплелся грустный Возлюбленный, понюхал воздух, как голодная собака и тяжело вздохнул.
