Но Мыскин не стал сотрясать цитатами сырой воздух «обязьянника». Его необоримо тянуло в сон. Выпитое пиво, казалось, отяжелило тело, веки стали свинцовыми, и через некоторое время Алик оказался в положении Вия, говорившего:
— Поднимите мне веки, не вижу.
Но Алик не стал просить об этом. Утомленный и огорченный, он завалился на лавку и заснул под мутным и остолбенело-укоризненным взглядом своего сиятельного сотоварища по несчастью.
Принц же, словно придавленный случившимся, впервые почувствовал себя простым смертным. Никогда еще не случалось так, чтобы его, Андрея Вишневского, обидели или ущемили в правах. Уж слишком внушительная и влиятельная родня у него была. А тут какие-то менты, каждый из которых не стоил и ногтя начальника дядюшкиной секьюрити Адамова, сажают его, суперзвезду шоу-бизнеса, в кутузку, в «обезьянник». Аскольд и не знал, что существуют такие помещения, в которых было бы так погано. Он вообще с трудом представлял, как можно существовать без кондиционера, без джакузи… а тут его лицом к лицу поставили с таким вопиющим убожеством, что Аскольда чуть было не вывернуло наизнанку. Он с отвращением покосился на храпящего Мыскина. В голове мутилось. Принц спрыгнул со скамьи, а потом вдруг тряхнул решетку и на ленивый вопрос дежурного: «Чего тебе!» — оскалил зубы и с такой гримасой решительно завалился на скамейку и заснул свинцовым сном незаслуженно оскорбленного праведника.
Ему снился Лазурный берег, самопроизвольно танцующие радиомикрофоны и шпиль Петербургского адмиралтейства, почему-то торчащий горизонтально и, как шампур, насаживающий на себя несколько скалящихся в глупых усмешках голов. Одна из них клацнула зубами и спросила:
— Ну и где?…
— Что — где? — ответил Принц и тут же почувствовал боль. С болью пришло осознание того, что это уже не сон. Не открывая глаз, он сделал попытку выцедить какое-нибудь ругательство посквернее, но тут его внушительно вытянули резиновой дубинкой. Его ни разу не били резиновой дубинкой, но он почему-то распознал ее безошибочно.
— Вставай! — рявкнули над ним.
Принц поднялся и начал продирать глаза. Из окружавшего его тумана и выступающих из него мутных полукружий в желтой дымке начали проступать контуры фигур. Лица. Ближе всех к нему выкристаллизовался высокий грузный майор милиции, с желтым лицом и выпуклыми водянистыми светло-голубыми глазами.
Эти-то глаза он свирепо пучил на Аскольда.
— Чего? — выговорил Андрюша Вишневский.
