— Ну, знаешь ли, — решительно возразил Алик, — «ни тепло, ни холодно»! Это ты уже с жиру бесишься, братец. Я не думаю, что ты не помнишь ни одного телефона своего собственного родного дяди. Это же полный маразм! Так что не валяй дурака и звони… а не то нас, паче чаяния, задержат за угон автомашины, за оказание сопротивления представителю автоинспекции при исполнении, ну и — за пожар. А то, что не мы его учинили — так это еще докажи!
Аскольд долго молча, потом поднялся и сел на корточки.
Сжал губы так, что рот превратился в тонкую кожную складку серого цвета.
— Нравится мне все это. Да и ты прав: зажирел я. И хреново что-то. Пожрать бы не мешало. Но к дяде… нет, может я и смог бы вспомнить номер его личного спутникового, который он всегда с собой таскает… этот номер дай Бог что два десятка человек знает… да, если бы и вспомнил я телефон, все равно не позвонил бы. Не люблю быть обязанным. Особенно ему. Потому что я его ненавижу.
Это было сказано так, что Александр понял: решение Принца — окончательное и бесповоротное и обжалованию не подлежит, потому что даже если этот легкомысленный и склонный к самоцельному паясничанью избалованный любимец публики заговорил таким серьезным, твердым голосом…
Алик начал осторожно:
— Но ты уверен, Андрей, что твоя эта… труппа… группа… в общем, что они уже улетели из нашего города?
— Конечно! После такого скандала… если это, конечно, правда… наверно, правда. И еще, наверно, они подумали, что меня нет в живых. Все этот засранец Гриль… взял его на свою голову, идиот!
— Но как же теперь? Тебе остается только одно: поехать в Москву самому.
Аскольд улыбнулся:
— Ну что, значит, поедем.
— Пое-дем? — медленно переспросил Александр. — То есть ты хочешь сказать, что и я поеду?
— Разумеется. А что тебе тут делать? Ключей от собственной квартиры у тебя нет. Родители твои, ты сам говорил, приезжают только через несколько дней. К тому же твой друг тоже в Москве. Я говорю об этом… о твоем друге, который меня дублирует.
— Воронцове? Ты думаешь, что он в Москве? Почему ты так уверенно говоришь?
— А у них нет иного выхода.
— У кого — у них?
— У этих кривожопых… Романова и Фирсова. Ведь им нужно представить живого и невредимого Аскольда, так?
— Т-то есть?! — воскликнул Мыскин, который понял мысль Аскольда.
— Они выдадут Воронцова за меня, помяни мое слово, — уверенно произнес Аскольд, — и это прокатит. Твой друг хороший актер, ему по силам убедительно сыграть меня так, чтобы мой почтенный дядюшка поверил. Тем более что он не видел меня уже почти год и забыл, как выгляжу. Он со своим проклятым Борисом Абрамычем, с которым по Думе рассекает, в сто раз чаще видится, чем с единственным своим близким родственником. А, нет… Абрамыча-то из России еще в прошлом году двинули.
