Шагая по лагерю в поисках Сулеймана, я старался понять, зачем же он понадобился нашему господину. Джем не проявлял к нему особого благоволения – как и мы все, Джем избегал общества Сулеймана.
Я нашел его далеко в стороне от группы караманов, отправлявших утреннюю молитву. Сулейман лежал, опершись на локоть, и со свойственным ему холодным презрением наблюдал за ними. Он заметил мое приближение, но даже не шевельнулся – в его глазах я стоил не больше, чем полудикари караманы.
Я передал ему повеление Джема, Сулейман захватил попону, сумку с сухарями, и мы вдвоем зашагали назад.
Джем нетерпеливо поджидал нас – я отлично знал, как у него проявляется нетерпение.
– Сулейман, – обратился он к Франку, – я доверяю тебе сегодня нечто гораздо большее, чем свою жизнь.
Тот лишь слегка поклонился в ответ.
– Ты отправишься на Родос и от моего имени попросишь их о том, о чем некогда ты просил меня: об убежище.
Сулейман не ответил. Я видел, лицо его становится суровей, чем всегда, зрачки суживаются, точно перед боем, а голова уходит в плечи, он широко расставил ступни – что на него такое нашло?
– Мой султан, – миновала вечность, прежде чем он раскрыл рот, – твой слуга не вправе спрашивать, но я все же осмелюсь, чтобы ты когда-нибудь не укорил меня. Как пришло тебе на ум искать убежища на Родосе?
– Я не должен давать ответ своему слуге, Сулейман, – сказал Джем, – но все же объясню тебе: мы направляемся в Румелию. Однако не птицы же мы, чтобы перелететь туда по воздуху? Родос – первый остров по пути на север.
– Иди к персидскому шаху или египетскому султану, о повелитель! – произнес с мольбой диковинный тот человек. – Хоть в пекло, если на то твоя воля, только не на Родос! Я был там. Неужели ты не задаешься вопросом, отчего предпочел я своим единоверцам тех, кого у меня на родине называют язычниками и дикими зверями?
– Сулейман, – очень мягко проговорил Джем, – твое прошлое касается лишь тебя одного. Я понимаю, человек может быть огорчен, разочарован, его может изгнать обида или тяжкая утрата. Но это не должно ослеплять его, Сулейман, отдельным человеком не все исчерпывается в мире. Я отдаю себя не в руки корсаров; я прошу убежища у магистра рыцарского ордена. Мне известны законы их веры – я никогда бы не вверился людям, не зная их законов, Сулейман.
Пока Джем произносил эту длинную речь, Франк на глазах преображался; ледяная корка растаяла, Сулейман заговорил так, словно защищал смысл всей своей жизни:
