– А, так гораздо лучше, – сказал он. – Но я чувствую тепло вашей руки даже сквозь тонкую кожу перчатки.
Грейс не сомневалась в этом. Желтая лайковая кожа была тонкой, как шелк. Раньше Грейс даже гордилась этой парой перчаток с вышитыми по краю крошечными цветочками. Грейс не была рабыней моды, но ей нравилось хорошо выглядеть. Зато в данный момент она жалела, что на ней не толстые, колючие, некрасивые шерстяные перчатки. Хотя с Рочдейлом это все равно не имело бы никакого значения.
– Вы должны позволить мне устроить вас удобнее. – Его голос был тихим – он почти всегда был таким, и приходилось наклоняться, чтобы расслышать слова, – с легкой хрипотцой, из-за которой он не казался слишком елейным. Это был голос соблазнения, и Рочдейл знал это. Хуже того, Грейс боялась, что вопреки всей ее упрямой правильности она может оказаться не совсем невосприимчива к его обаянию. Голос был глубокий и бархатно-мягкий, способный околдовывать так, что мужчина останется без всего состояния, а уважаемая женщина – без одежды.
Воистину Рочдейл сам дьявол.
Он начал осторожно снимать ее перчатку, стянул с запястья и остановился. Потом провел пальцем, голым пальцем по коже запястья. Господи! В первый раз после смерти епископа Грейс вот так, кожа к коже, касалась какого-либо мужчины, даже в самом невинном смысле. Это простое прикосновение, эта обнаженная ласка послала резкую, покалывающую волну сквозь все ее тело, от пальцев ног до самых корней волос.
Рочдейл посмотрел на Грейс своими «постельными» глазами и спросил:
– Вы позволите?
Она слышала его слова, но едва-едва, сквозь яростный грохот своих спутанных мыслей. Она замешкалась с ответом, и Рочдейл вопросительно поднял черные брови. Он хотел снять ее перчатку, но совершенно обезоружил Грейс, спросив позволения. Ей следовало отказать. Ей следовало отдернуть руку и вернуть перчатку на место. Ей следовало приказать ему перестать намеренно смущать ее.
Грейс кивнула.
Рочдейл слегка склонил голову набок, как будто оценивая и подтверждая ее безрассудное молчаливое согласие, синие глаза смотрели на Грейс с напряженностью, от которой по ее коже снова заплясала волна трепета.
Что с ней такое?
Он улыбнулся и снял сначала одну перчатку, потом другую, дразня мягкой кожей ее ладонь и пальцы, проводя по каждому открывающемуся дюйму кожи костяшками пальцев. Он аккуратно положил перчатки рядом с собой на бархатное сиденье кареты – свои же бросил на пол, – а потом взял руку Грейс и накрыл ее своей ладонью.
