— Как сметь стоять! Руки по швам!
Испуганный малец вытянулся, но потом поднес кулачки к глазам и горько зарыдал. Генерал опешил, но, считая нужным доиграть роль до конца, прогромыхал:
— Смотрите у меня, вести себя хорошо, а то расправа будет короткая! — и вылетел из класса.
В это время спешно строились старшие.
Языков явился перед ними и прорычал:
— Я ваш директор! Государь приказал забрать вас в руки. Мы знаем, батенька, эти штуки!
Не имея, что сказать дальше, он развернулся на одной ножке, лихо ударил шпорой и умчался по коридору.
Тотчас круто изменился весь уклад жизни училища. Наряду с инспектором классов теперь появился еще и инспектор воспитанников полковник Рутенберг; большинство штатских воспитателей заменили военными, и училище расцветилось мундирами самых разных родов войск и эполетами самых разных офицерских званий. В качестве обязательного предмета была введена маршировка, и впервые в училище раздался свист розги.
Экзекуции совершались в лазарете. Специально привлеченный для этой цели унтер-офицер Илья Иванов исправлял свою должность с сознанием ее важности и большой старательностью.
Строгие требования по части выправки, формы, застегнутых пуговиц и зашитых карманов (правоведам разрешалось иметь только правый карман) поначалу вызывали робкие протесты среди воспитанников, привыкших к другим порядкам. В ответ чаще свистела розга, а старшие правоведы (с четвертого класса по первый телесные наказания все же не дозволялись) отправлялись на хлеб и воду в карцер.
Однажды в свободный час два воспитанника четвертого класса прогуливались по зале, тихо разговаривая. Заметив, что у одного из них застегнуты только три пуговицы, а руки в карманах, дежурный офицер приказал ему застегнуться и «лишний» карман зашить.
— Я разве вам мешаю, — не двинувшись с места, спросил воспитанник.
— Прошу не рассуждать и выполнять приказание, — вспылил офицер.
— Не хочу.
— В карцер марш!
Дерзкий воспитанник отправился в карцер, и инцидент был бы исчерпан. Но Языков решил воспользоваться случаем, чтобы вытравить из училища остатки вольностей и непокорства.
На следующий день посреди урока раздался звонок и разнесся приказ по училищу — строиться. Языков велел принести скамейку и розги, а затем привести из карцера провинившегося.
— За дерзость против офицера вы переводитесь из четвертого класса в пятый и будете высечены, — торжественно объявил директор, после чего Илья Иванов, не уводя воспитанника в лазарет, уложил его на скамью и в назидание всему училищу с особой старательностью отсчитал двадцать ударов.
