Словом, воровать в доме было нечего. Но замок на двери черного хода действительно взломали с помощью какого-то столярного инструмента.
— …ужас, правда? — продолжала Филлис. — Орвал вряд ли обрадуется, узнав, что теперь ему придется менять косяк, точно вам говорю, о господи, его и так-то невозможно заставить что-то сделать по дому, а тут ещё и это добавится…
Вздохнув, я принялся осматривать дом. Правда, на этот раз я больше убегал от непрерывного жужжания Филлис, чем искал улики.
К несчастью, её гнусавый голос следовал за мной из комнаты в комнату, выдавая комментарии обо всем подряд и не упуская ни единой мелочи. Может, ей все-таки стоит сменить карьеру секретарши у братьев Макафи на работу телеведущей?
— …А это спальня, Хаскелл. Я говорила Имоджин, моей сестре, что хочу покрасить спальню в розовые тона, но Орвал как отрезал: ни за что! — и порешили на голубой, ну, я, конечно, обошла всю округу, пока нашла дешевую краску, но, по-моему, неплохо получилось в результате. А ты что думаешь, Хаскелл?
Я думал о том, что зря не захватил наушники. Кажется, заткнуть этот фонтан невозможно. Так я думал до тех пор, пока не вытащил свой фонарик и не полез на карачках под кровать.
Тут произошло чудо. Филлис замолчала, не договорив начатой фразы.
Лежа под кроватью, я решил поначалу, что у меня заложило уши. От перегрузки.
Если бы я знал, что это поможет, то сразу принял бы эту позу. Правда, под кроватью я ничего не нашел. Полы в доме Филлис, как и у Руты, были паркетными. Но — чистыми. Поэтому невозможно было угадать, побывал ли здесь кто-нибудь до меня.
Я пошарил вокруг, но быстро убедился, что все бесполезно. Даже липучки в изголовье кровати не обнаружилось.
Единственным результатом этих акробатических упражнений было то, что Филлис закрыла рот. Но, поверьте, это стоило затраченных усилий.
Я поднялся на ноги. Когда Филлис заговорила снова, в её голосе слышался затаенный страх.
— Зачем вы это сделали?
— Стандартная процедура, — ответил я. Фраза быстро входила у меня в привычку, и на этот раз, по-моему, я проговорил её с большей уверенностью, чем раньше.
Но на Филлис это не произвело впечатления. Она смотрела на меня, наверное, с минуту, — молча!
Что само по себе поразительно.
Теперь я могу включить Филлис в список людей, считающих, что меня пора упечь в психушку. Она ничего не спрашивала, в отличие от Руты и Уинзло, но мысленно явно примеряла на меня смирительную рубашку.
Может, мне только кажется, но после этого Филлис постаралась поскорее меня выпроводить. Речь её стала лихорадочной, она бормотала:
