– Жалую! – сказал царь. И сам полную ендову осушил.
Весь день до вечера и еще три дни бражничало войско в крепости Азовской. А казаки ближние по домам поехали.
Попереди всех, на рыжем аргамаке, Кондрашка Булавин. С седла высокого по сторонам глядел, сушеные горошины в рот кидал по одной. Каждую раскусит и первую половинку выплюнет, а другую сжует.
Когда смеркалось, Илюха не утерпел, протронул коня вровень с Кондратовым, спросил:
– Чего ты их не глотаешь целиком, а шелушишь, ровно белка? Или заговор какой у тебя на горох?
Кондрат и ему горстку гороха отсыпал, засмеялся в курчавую бороду:
– А ты что, сказочку про кочетка не слыхал, что ли?
– Не доводилось, – вздохнул Зерщиков.
– Стариков со старухами слухать надо, Илья, – ответил на то Булавин. – У нас в Трехизбянской эти сказки каждая бабка знает.
– Я же в Черкасском вырастал, – смутился Илюха.
– Да и сказочка-то невелика, всего на три слова. Увидала, мол, курочка соседского кочетка, говорит: давай вместях жить, Петя! А кочеток пытает: какой, мол, от того прок будет? А курочка и говорит: прок, мол, будет великий! Я, мол, бобок найду, половинку тебе дам, а половинку сама съем – обое сыты будем. Ты бобок найдешь, половинку проглотишь, а половинку мне дашь, и опять обое сыты…
Кондратий выплюнул очередную долю горошины, глянул на Зерщикова сбоку и, удерживая поводья, разгладил свободной рукой конскую гриву. Лошади шли вровень.
– Чего же у них из этого вышло? – дотошно спросил Илюха.
– Неладно вышло. Курочка-то бобок нашла, половинку съела, а другую кочетку отдала – оба, выходит, сыты. Потом кочеток нашел бобок, оглянулся. Ну, видит, что она своим занята, и глотнул целиком…
– Так-таки и глотнул? – ахнул Илья.
– Глотнул! – засмеялся Кондрат. – Токо неладно, говорю. Подавился!
– А она – что?
– Курочка-то? Известное дело, крыльями всплеснула, побежала к речке воды просить, кочетка отпаивать, – снова засмеялся Кондрат.
– А речка?
– А речка говорит: воды, мол, нету, все родники повысохли.
– А она?
– Так опять же к родникам побежала. Ее дело такое, женское.
– А родники?
– Ну, те говорят, что горы все облысели, растрескались сверху донизу, воды, мол, не держут…
– А она?
– К горам кинулась, само собой…
– А горы?
– Говорят, леса повысохли…
– А она?
– Чудак ты, Илюха! Ну, к лесам, значит, ей пора бежать! Куда ей?
– И чего ж они гутарят, леса?
– Ветры, говорят, больно буйные стали. Ветки нам обломали, корни обнажили, ни один листок на ветке как следует не держится. Птица пустушка и та свое кричит: худо-тут, худо-тут! Вот и смекай!
