– Розмарин, – сказал Голубев.
– Вот и я это ж самое говорю!
– Работящий, значит, парень?
– О-о, зуб! Печи еще перекладывать мастер! Это он уж в мертвую пору, когда уборка зерновых кончается…
В прошлом годе начальству все перекладывал, а теперь и другие просят. На новый лад эти печки у него получаются, и тяга хорошая. Золотые руки, и минуты без дела не просидит!
– А вот говорят еще, что он, мол, прижимист больно… – с умыслом, но без всякого нажима, сказал Голубев, доставая последнее яблоко. – Все – для себя! Под себя гребет лапками?
– Да то нет? Все как есть, с места не сойти! – перекрестился Трофим Касьяныч. – Кулак, сказать, форменный! Ведь это надо же! День и ночь вкалывает, на производстве полторы сотняги загребает, и сад развел, и поросенка содержит, и куры у него – полон двор, и жениться еще, деляга, собирается! Да и девку такую отхватил, что другой-то такой до самой Усть-Лабы не найдешь! Само что ни на есть ту-ни-ядиц! В случае чего, первый под эту катушку пойдет! Не-ет, уж чего-чего, а зря люди не скажут!
Да, сказать можно, конечно, всякое, но яблоки и в самом деле – отличные! Они рассыпчато похрустывали на зубах, заливали рот свежим, кисловато-сладким соком, пахучим, как первый цветочный мед.
О чем бы еще спросить занятного старичка?
Голубев глянул на часы, осадив рукав, снова предложил Трофиму Касьянычу болгарскую сигаретку. Между делом спросил:
– А кто у вас тут утильсырье и кислицу принимает?
Что за человек? Не скажете?
Дед склонился к нему, прикуривая, экономя спички. Настороженно и вопрошающе косил глазом: дескать, с какой стороны требуете охарактеризовать? Мне это – раз плюнуть, мол, но все же знать надо, в каком свете? Чтобы разногласия не получилось…
Не дождавшись подсказки, пыхнул легкой затяжкой:
– Кузьма-то? Ну-у, Кузьму тут всякий знает… Кузьма – это, брат, не то что… – кривой указательный палец с обломанным ногтем поднял значительно и все же с некоторой неопределенностью. – По-ли-тик!
– Головастый мужик, значит?
– Если точно сказать, так дальше некуда! – обрадовался старичок. – Каждую газету прочитывает два раза. С переду назад, а потом с заду наперед! Во как! Все букву ять ищет и, пока не найдет, газетку не выпустит…
– Это какую же ять? Теперь такой вроде бы нету?
– Ну, словом, заглавный крючок! Заглавный пункт, что ли… От этого у него и способность такая: наперед все знает, на три аршина в землю видит. Когда тут колхоз был, так Кузьма трех председателей изжил. Прямо сырцом их съел! Потому что они ошибки допускали в своей деятельности, а больше-то некому за ними доглядеть. А он их – на карандаш! Как жуков на иголку,
