Хутор Вербный уютно притулился за горой, ан и в хуторе не видно белого света. И не понять — то ли сизое утро, то ли осенний вечер опустился на улицы, жалобно поющие сады и хаты с закрытыми ставнями.
Ехали нынче крепить стога в поле, за Малым Кругликом. Кузов до половины был загружен кольями и длинными жердями. Сидеть на них неловко и зыбко, но терпеть приходилось и не такое, привыкли. Агнюшка ввалилась в кузов последней и, оберегая варежкой глаза, вслепую протискалась к самой кабине, плечо в плечо с Анастасией Долговой.
— Трогай! — закричала она шофёру дяде Грише промороженным голосом. — Токо тише, не растряси! Перепутаешь нас с дровьем!
Впереди полыхнули фары, машина дёрнулась, все качнулись разом и прилегли друг к дружке, обнялись. Агнюшка чуть не за пазуху сунулась к Анастасии круглой головой и засмеялась чему-то.
— Ой, будь ты проклят! Запевай, девки, про любовь! — с мучительным стоном крикнула Агнюшка, прильнув к мягкой, грудастой товарке.
Тряхнуло раз и другой, и жерди под ними прогнулись и заскрежетали мёрзлой, корой. С кабины запорошило чёрной метелью.
— Эту, как её… — дурачилась Агнюшка. — Криворотую! «Эт-то здо-ре-во, эт-то здо-рево! Научись на гармошке играть!…»
— Чисто полоумная ты, Агнюшка! — сказала бабка Подколзина, обнимавшая Анастасию с другой стороны. — Зубы-то! Зубы не кажи на ветер, потеряешь с простуды! Ить это беда какая баба, чисто с истрады её сняли! А тут снегу до какой поры…
Агнюшка вминалась в грудь Анастасии, как юркий воробей в зимнюю копну, что-то шептала ей на ухо, через платок, и хохотала.
— Про любовь! — сопела бабка Подколзина с другой стороны. — А любови никакой вовсе и нету! Все на истради придумывают, на забаву!
— Разобралась на старости лет! — осекла её Агнюшка. — Молодая была, небось другое на уме было!
— И молодая этак хвостом не вертела! — заругалась бабка, легко пускаясь в пустую и как бы даже нарочитую перебранку ради недоброй погоды, Но голоса её даже и Анастасия уже не расслышала. Машина выбралась из-за хуторской горы на открытое, и вот тут женщины только увидели и почувствовали бурю, бешеный натиск воздуха, перемешанного с землёй. Ветер на ходу машины выл неистово, он и сорвал со старушечь их губ ненужные слова.
«Не земля уж стала, а будто зола, будто пепел какой…» — подумала Анастасия, кутаясь в полушалок и пряча глаза. Ей хотелось прильнуть к кому-нибудь, уткнуться в чью-то тёплую подмышку, но как-то так получалось всякий раз, что женщины сами льнули к ней, и ничего уж не оставалось, как прикрывать их собою, наклоня голову.
