Можно представить себе всеобщее разочарование, несколько смягченное восторгом Наташи, у которой слово «золото» вызывало представление о пещере Али-Бабы и испанских галионах, поднимаемых со дна океана. Никто не счел возможным лишать ребенка радости, а чтобы достойно отметить извлечение из недр подвала сокровища Мироболанов, Зебра предложил тут же организовать карательную экспедицию с целью раз и навсегда лишить Щелкунчика его мужского достоинства. Эта навязчивая идея снова мучила его, с тех пор как зловредные Щелкунчики начали шастать по деревне, возвещая его скорую кончину; по крайней мере так ему казалось.
Альфонс, воодушевленный этой идеей, послал за огромными кусачками, изначально предназначавшимися для перекусывания стальных прутьев, на тот случай, если причиндалы Щелкунчика не поддадутся усекновению с помощью ножа. Грегуар хлопал в ладоши, благо жертвой намечался не он; но женщины умерили их пыл. Благодаря спокойному, но решительному нажиму Камиллы, которую втихомолку поддерживала Мари-Луиза, операцию отложили на неопределенный срок. Пришлось Зебре утешиться бутылкой доброго бургундского в честь знаменательного события; а для проформы головку бутылки откусили теми самыми кусачками, с помощью которых хотели наказать Щелкунчика.
Тайну сокровищ Мироболанов знал один Альфонс. Он чокнулся со всеми, не проболтавшись о том, что это он сунул ларец под каменную плиту в вырытой Грегуаром яме. Альфонс поклялся себе, что его старый друг не уйдет на тот свет, не докопавшись до легендарных золотых луидоров Максимильена д'Ортолана. Если бы повороты судьбы сделали его обладателем более солидного запаса золотых монет, он, вне всякого сомнения, положил бы их все в ларец; но Альфонс не страдал манией накопительства и смог посодействовать осуществлению мечты Зебры лишь двумя луидорами.
С этого дня болезнь, пожиравшая кровь Зебры, вступила в свои права: дыхание больного стало смрадным, распухшие и изъязвленные конечности казались скорчившимися старыми побегами виноградной лозы. И хворый нотариус взялся за перо. Пришла пора составить послание, своего рода духовное завещание, которое будет вручено детям после его смерти:
Дорогие дети!
Я умираю оттого, что не мог обманывать вашу мать. Поверьте, принцип единобрачия вредит супружеской жизни. Если бы у меня хватило ума вести более рассеянный образ жизни, я, вне всякого сомнения, нес бы супружеский крест более ловко и без особых переживаний. Верность в любви – это извращение, за которое я теперь и расплачиваюсь.
