Девица посмотрела на него бархатным взглядом не первой свежести, изобразила исполненную печали улыбку и согласилась. Понимать и пробуждать иллюзорные мечты – это входило в круг ее профессиональных обязанностей. С тех пор как некий сутенер благоустроил ее на панели под уличным фонарем, все страдальцы мира искали забвения у нее между ног. Когда язык немеет, тело говорит само за себя, причем самыми нежными словами.
И вот, прилично нагрузившись аперитивами у Альфонса, дабы слегка одурманить свое сознание, Зебра вернулся домой дожидаться Камиллу. Уже было совсем темно.
– Сейчас придет Камилла, – вслух сказал он, как бы желая убедить себя в этом, потом спохватился: – Нет, придет шлюха, наряженная, как Камилла, моя любовь, моя вечная любовь…
Следуя намеченному плану, Зебра прослушал записи с кассеты автоответчика. Выбрал одну: «Дорогой, сегодня я задержусь. У меня родительское собрание».
Ах, этот голос, которого он не слышал уже… Гаспар не мог совладать с сердцем, колотившимся в груди, и, повинуясь желанию верить в предстоящую встречу, предался своему безумию.
Он решил приготовить сюрприз Камилле – ужин при свечах. Охваченный нервной радостью, разбил два бокала, пока накрывал на стол. Лихорадочно суетился у растопленной плиты, жаря кролика, любимое блюдо Камиллы, снова и снова прослушивал магнитофонную запись, включил на всю катушку проигрыватель, откуда лилась крикливая музыка. В минуту просветления выпил глоток коньяку, повторил, потом еще четырежды опрокидывал рюмку. Чем больше спирта добавлялось в его кровь, тем сильней становилась уверенность, да, уверенность, что она придет.
Когда часы пробили одиннадцать, Гаспар начал дрожать от нетерпения, удивляясь, почему Камиллы до сих пор нет.
– Родительские собрания никогда не кончаются позже половины одиннадцатого, – услышал он свой голос.
Еще стаканчик – и Зебра начал подозревать, не воспользовалась ли Камилла родительским собранием как предлогом, чтобы встретиться в гостинице с любовником, на этот раз уже не с ним. Однако дать волю ревности он не успел.
В пять минут двенадцатого дверь отворилась. В дом вошла карикатура на Камиллу. Чулки сморщены, волосы уложены кое-как, облегающее платье готово было лопнуть на могучих ягодицах и – о ужас! – улыбка и глаза были совсем не те.
– Простите меня, – пробормотал Гаспар, – но, пожалуй, я лучше поужинаю один. Вы свободны, идите домой. Вот деньги.
Девица пересчитала банкноты и исчезла. Зебра долго сидел неподвижно, голова кружилась. Нет, никакая игра не спасет. Нельзя воссоздать реальность, сложив картинку из перепутанных кубиков. Он и в этом случае, как с Камиллой, согрешил гордыней.
