Нужно мудро и осмысленно жить настоящим. В плохом искать хорошее, чтобы найти покой и утешение. В этом – счастье.
– О чем ты думаешь?
– Я думаю, что пора закурить сигарету.
– Показать тебе, где мы живем?
– Да.
Она ведет меня по маленьким, искривленным переулочкам. Название одного я заметил: рю д'Эспуар. Улица Надежды. Здесь я впервые.
Темные дома окутаны в рождественское настроение. Диккенс… «Et Morlay était aussi mort qu'un dou de porte».
– Здесь, – говорит она и берет меня за руку.
Она показывает на четырехэтажный многоквартирный дом.
– На втором этаже, где балкон… Эти пять окон наши. У второго окна стоит рождественская елка, она аж до потолка.
– Какая комната твоя?
– Первая. Ну, поцелуй же меня.
– Итак, ты живешь здесь? Интересно.
– Сейчас никого нет дома.
– Как называется этот переулок?
– Это улица Пяти Алмазов. Неожиданно эркерное окно освещается.
– Смотри, кто-то зажег свет.
– Ну конечно, горничная! – говорит она.
Как странно, Анн-Клер жила здесь, я в Будапеште, и все же мы встретились.
– А теперь уйдем, я не хочу, чтобы нас здесь видели.
– Милая бедная мама, если бы она знала, что мы оба…
Она тащит меня прочь.
– Как жаль, Анн-Клер, что я не могу провести рождественскую ночь вместе с тобой, только с тобой. Я хотел бы спать с тобой в одной постели, тесно прижавшись к тебе, чувствовать тепло твоего тела, слышать биение твоего сердца. Я не стал бы ничего от тебя требовать. Это вообще невозможно, если ты не захочешь. Я никогда не признавал насилие. Меня удивляет, что ты не хочешь узнать мой характер. Тебе совсем не любопытно, какой я?
– Если ты этого так уж хочешь… Я могу ведь когда-нибудь прийти.
– Сегодня нет?
– Сегодня нет.
– Жаль. Не будем больше об этом. Вот это я называю прелестным рождественским праздником.
– Такое я должна подготовить. У моей комнаты отдельный вход. Если я горничной дам пять франков, она наверняка не выдаст, что я провела ночь не дома. Когда-нибудь это получится…
– Да ты никогда не сделаешь этого.
– Сделаю, будь уверен. Только тебе надо еще немножко подождать. Я совсем не понимаю, почему мужчины всегда сразу об этом начинают думать.
– Я знаю тебя уже четыре месяца. Это ты называешь «сразу»?
Она уже носит на шее небольшую золотую цепочку, которую я подарил ей к Рождеству. Золотой пояс целомудрия был бы оригинальнее; в средние века такая штука была жутко модной. В музее Клуни выставлен один экземпляр, и женщины осматривают его весьма тщательно. «Это омерзительно, Эмиль, я прошу тебя, не смейся так идиотски, это омерзительно. Лучше объясни мне, Эмиль, где перед и где зад, как образованный человек, ты должен это знать».
