Мать моя - колдунья или шлюха | страница 64
И это не я, это мать сидит рядом с Павлом в театре и в консерватории. Они чуть касаются головами друг друга, и у них — общие мысли, общие чувства.
А мальчик на сцене — я. Они вдвоём пришли слушать меня. И они оба любят меня. И горды, что это я вызвал овации, и крики «Браво!», и вздохи, и просветление в сотнях людей.
О Павле ты молчишь, мама?
9
Звонок раздался, когда я уселся делать уроки.
Я очень хотел есть, но уроки мешали мне, я любил поскорее от них отделаться. А потому, едва переступив порог, тут же садился за учебники.
Кто бы это мог быть?
Днём никто не приходит. Раньше заглядывал электрик снять показания счётчика, но уже давно он научил меня делать это, и теперь я диктую ему цифры по телефону.
Мама в такое время прийти не может.
Софья Петровна часто повторяет нам: «Будьте осторожны. Не открывайте двери, пока не удостоверитесь, что пришёл свой, ни с кем чужим на улице не соглашайтесь идти. Детей воруют».
— Кто там? — спрашиваю, не открывая двери.
— Почему ты ко мне не приходишь, Тётя Шура!
Она входит быстро, словно боясь, что я, открыв, тут же дверь захлопну.
— Что случилось? Ты обещал приходить. Не заболел? — Я молчу, ковыряю, как Пашка, пол. — Вижу, здоров. Ты — в форме, значит, в школу ходишь. Небось, хочешь есть? Я тут тебе принесла блинчиков.
Она не идёт за мной в кухню, а решительно направляется в материну комнату. Глаза её стреляют вокруг.
— Что же это у тебя пылища какая! Что же это у тебя разбросано всё?!
Я недоумённо оглядываюсь. Что может быть разбросано?
У мамы вещей нет, разбрасываться нечему. Все вещи или на ней, или в шкафу, или сохнут в ванной. .
Тётя Шура идёт прямо к столу, на котором горой навалены мамины бумаги.
В одну секунду оказываюсь перед ней, раскидываю руки — нельзя!
Я не объясняю, почему нельзя.
— Как же ты можешь делать тут уроки? — говорит тётя Шура.
Я веду её в свою комнату. На моём столе лишь тетрадка и грамматика. Остальные учебники — на полке, которую подарил мне Павел.
— Ну это другое дело. А я уж испугалась, что ты живёшь в таком хаосе. У тебя чисто, — хвалит она. — А всё пол вымыть было бы к месту. — И она снимает с себя тёплую синюю кофту. — Дай-ка мне тряпку, я тебе наведу чистоту, не останется ни пылинки.
— У нас пылесос есть, я каждый день… — попробовал было я оправдаться, мол, пол — чистый, но тётя Шура, не слушая, пошла в ванную.
— Тряпки не вижу. Где у тебя тряпка? Я пожимаю плечами.
Мы никогда пол не мыли. Один раз Павел вызвал паркетчика, который нам его отциклевал, покрасил и натёр.