Мужской голос — аккомпанемент моей вечерней жизни.
В жизнь матери я теперь включаюсь, лишь когда она остаётся одна. Приоткрываю свою дверь и слушаю её молчание.
О чём она молчит? О том, что услышала сегодня? О том, что услышала от Света? Или до сих пор — о Павле?
Я же вижу их, её и Павла, рядом. Они идут по тем тропам в том лесу, где ходили мы с Павлом, они сидят, припав головами друг к другу, в театре или на концерте.
Незадолго до гибели Павел привёл меня в Консерваторию.
В этот раз он не приобнял меня, как делал всегда, когда мы с ним ходили в театр или в кино, сказал:
— Играть будет мальчик. Мой совет: начни слушать с закрытыми глазами, чтобы сразу войти в музыку. Люди делятся на тех, кто любит музыку, и на тех, кто не любит. И если ты относишься к первым… — Он оборвал себя на слове и добавил: — А вдруг ты захотел бы учиться?! — И снова после паузы: — Я купил бы тебе инструмент…
У нас в доме звучала только мамина музыка. И, если судить по моей реакции на неё, я отношусь к первой категории.
Я сидел с закрытыми глазами и почему-то видел картинки совсем из другой, не моей жизни.
Рыжая гора. Водопад срывается с неё — белые бурлящие вихри воды срываются вниз.
Изрытая, на километры раскинувшаяся долина, серо-бурая.
По ней ни пройти, ни проехать. Никогда здесь ничего не росло. Ни зверь, ни человек не приходил сюда. Это — Земля или какая-то иная планета?
Прозрачный воздух. И, словно игрушки на ёлке, висят прямо в воздухе зигзаг молнии, ветка цветущего жасмина, паутина, в которой бьётся злая гримаса лица…
Картинки мелькали. Я карабкался в гору, срывал с неба ветку жасмина и обжигался о молнию: Я подставлял ладони под воду, а вода отшвыривала руки, не давалась, ладони горели огнём.
Я словно вкручен в жизнь не знакомой мне стихии, в жизнь мироздания, в которой, как бы пи старался, разобраться не смогу. Проявились не видные глазу явления, слышатся не слышимые обыкновенному уху голоса.
Я открыл глаза, когда кончился концерт.
Мальчик стоит на краю сцены — под грохотом аплодисментов, криками «Браво!», «Гений!», «Ещё!»
И я смотрю на мальчика. Кажется мне: он — это я, он похож на меня. И это во мне родилась такая музыка, которая всем открывает не видимое глазу, не слышимое уху.
Я хочу учиться играть, хочу когда-нибудь сам создать подобную музыку, чтобы понять то, что не видно глазу, не слышно уху.
И я сказал Павлу, что хочу учиться. И Павел обещал купить мне инструмент.
Стою возле своей приоткрытой двери, дышу воздухом моей матери, слушаю её молчание.
