– Клари, я всего лишь сказал, что такой дом существует. Я же не говорил, что являюсь его завсегдатаем. – Открыв глаза, он несколько секунд пристально рассматривал Кларенса, и тому вдруг показалось, что в этих черных колодцах мелькнуло что-то похожее на боль. Но уже через долю секунды взгляд Маккейди снова сделался совершенно безразличным.
– Кажется, я уже дал тебе слово, что не притронусь к твоей драгоценной мисс Летти… Кларенс отрывисто рассмеялся.
– Твое слово! Да чего оно стоит, твое слово?
В сторожке повисла напряженная тишина. Маккейди открыл рот, и его голос прозвучал настораживающе резко:
– Для меня оно стоит очень дорого, потому что это единственное, что у меня осталось.
– Почему я должен тебе верить? Я не доверяю тебе.
Красивое, мужественное лицо Трелони искривилось в недоброй улыбке.
– Тогда поцелуй себя в задницу, мой дражайший кузен.
Кларенс почувствовал какую-то влагу на щеках и с ужасом понял, что плачет. Больше всего ему хотелось еще раз ударить это надменное, ненавистное лицо, но он не посмел и лишь сжимал и разжимал кулаки в бессильной ярости.
– Трелони, если ты причинишь Джессалин хотя бы малейший вред, клянусь, что заставлю тебя заплатить.
С этими словами Кларенс развернулся и пошел прочь. Но даже теперь, всей душой ненавидя кузена, он до последней секунды надеялся, что Мак остановит его, что так они не расстанутся.
Прислонившись к двери сторожки, Маккейди Трелони смотрел вслед Кларенсу. Его лицо было абсолютно бесстрастно, и лишь уголок губ нервно подергивался. Он стоял до тех пор, пока ледяной ветер не высушил его вспотевший лоб, а из орешника не послышался крик совы.
Он жил в сторожке уже месяц. Он перенес туда все, что осталось в доме, – жалкую рухлядь, которую нельзя было ни продать, ни заложить: часы с зеленым циферблатом без минутной стрелки, расшатанный стол, стул с отломанной спинкой. В углу, за выцветшей китайской ширмой, притулилась потрескавшаяся желтая ванна. На треножнике у потухшего очага стоял чайник.
Обстановка более чем спартанская, но на войне ему приходилось жить и не в такой. У стены стояла пара кожаных сундуков. В одном из них хранились книги, в другом – одежда. Как бы беден ни был Трелони, он всегда ухитрялся одеваться, как подобает джентльмену, хотя прекрасно понимал, что вряд ли когда-нибудь сумеет расплатиться за эти тряпки. К счастью, лондонские портные и сапожники привыкли к подобным вещам. Трелони горько улыбнулся собственным мыслям. Вот уж воистину говорят, что внешность обманчива.
