Забыв о собственном страхе, Дебора распахнула дверь библиотеки. Маленький Квентин уткнулся белым от ужаса личиком в ее колени.
Позже, когда она вспоминала этот ужасный вечер, в ее памяти всплывала картина — смутно освещенная колеблющимся пламенем свечи комната, распростертое тело ее хозяина на полу, мальчик, сотрясающийся от рыданий, вцепившийся в ее халат, и фигура в черной маске с еще дымящимся после недавнего выстрела пистолетом в руке.
Она подхватила Квентина, впавшего в обморочное состояние, и захлопнула дверь библиотеки, отгородившись этой ненадежной преградой от убийцы… а потом она решилась на бегство… долгое, нескончаемое бегство от ужасов той ночи.
Джон Грейсон, эрл Кендал[1], в семье попросту называемый Греем, совершил великую глупость — нарушил установленные самим для себя строгие правила и теперь должен был за эту глупость расплачиваться. Он связался с замужней женщиной, супругой его коллеги по министерству иностранных дел. В настоящее время эта женщина стала для него весьма тягостной обузой.
«Связь» — пожалуй, было слишком сильным определением того, что произошло. Он провел с ней всего-то одну ночь, и то скорее не по любви, а из чувства жалости. Равнодушие к ней ее супруга было всем известно, и она чувствовала себя одинокой. Ее красота не должна была пропадать даром, и Грей решился наконец приласкать королеву лондонских салонов. Он надеялся, что Елена будет следовать общепринятым правилам игры и не загонит его в угол, причем в его же собственном доме. Перечень ее прежних любовников был длиннее списка членов палаты лордов. Уж на ее опыт и умение хранить тайны он мог вполне надеяться.
К несчастью, Грей в ней ошибся. Каким-то образом она проникла в самый узкий круг подруг его матери. Когда он появился в родительской гостиной и встретился там с Еленой лицом к лицу, Грей решил отбросить напрочь все приличия. Оборвав светскую беседу на полуслове, он довольно резко предложил проводить ее домой.
Не в его характере было жестокое обращение с женщинами. Поэтому по пути, в экипаже, он хранил молчание и, только оказавшись в ее гостиной, позволил себе несколько отступить от приличий и развязать язык.
— Я не подозревал, что вы так дружны с моей матушкой!
Леди Елена Перрин, надеясь на чудодейственные свойства великолепного коньяка, предложенного гостю, и на интимность атмосферы, приняла непринужденную позу на мягких, богато украшенных шитьем подушках такой обширной и такой удобной софы, белизна обивки которой замечательно гармонировала с ее черными локонами.
