Мансуров собирал ее чемодан. Он сказал: «Сиди. Ты устала». И сам собирал ее чемодан. Каждое платье перед тем, как уложить, застегивал на все пуговички так бережно, будто оно тоже устало. Его нежность распространялась на все ее вещи. Его руки замедленно пластично плавали в воздухе. И когда он передвигался, перемещался с места на место, приходило в голову, что человек — это красивый зверь. Наташа сидела в кресле, смотрела, как он собирает ее в дальнюю дорогу, благословляя каждую ее вещичку. Спросила:
— Как ты будешь без меня?
Он ответил:
— А я не буду без тебя. Я прилечу на другой день. Этим же рейсом. Я бы полетел сейчас. С тобой. Но тебе это не надо.
Он берег ее репутацию. И платье, и репутацию — на все пуговички.
— Я прилечу завтра утром. И утром тебе позвоню.
— В девять утра, — подсказала Наташа.
— В девять утра, — повторил он. — В девять утра…
* * *
…Наташа шла по шоссе. Мимо неслись машины, и бензин оставлял после себя запах города.
— А потом? — спросила бы Алка.
— Потом было завтра девять утра. И послезавтра девять утра. И девять вечера. И целая неделя. И месяц. Он не позвонил.
— Как? — Алка остановилась бы на обочине шоссе, и глаза ее стали темные, почти черные, как шоссе.
— Не знаю, — сказала бы Наташа. — Не поняла.
— Он не приехал?
— Не знаю. Я же сказала: я ничего не знаю.
— Может быть, он покончил с собой? Может быть, его убила руководительница выставки?
— Может быть, я уже думала — несчастный случай. А мне не сообщили. Откуда они знали, что мне надо об этом сообщать?
— А может, у него нет ни копейки денег. А без денег он не хочет ехать. Из гордости.
— Может быть. А может, у него уже другая и они договариваются о новой дочери.
— Нет, этого не может быть.
— Не может быть.
— А ты сама не звонила?
— У меня нет никаких его координат. Ничего. Он исчез так, как умел исчезать только он один.
Она его нарисует. Маугли в ковбойской панаме на ладони фокусника. Был и нет.
Что это? Что это? Что???
Не девочка. И не дурочка. Но вот не понимает. Не понимает и не поймет никогда.
Сказочный лес, убранный талантливым декоратором, остался по бокам от шоссе. Белесое небо было будничным. В нем трудился самолет, оставляя после себя след, чтобы с земли была видна его траектория.
Мансуров, где ты? Легкие, прозрачные колечки лука, праздник повседневности… Взгляд вполоборота, потрясение на грани катастрофы… Новая дочка с личиком, омытым его выражением. Где это все? Где все это? Где?
— Вот машина! — обрадованно вскрикнул Володя. — Поехали!
