— Ну что? — спросила мама мальчика, беря в плен глаза Виктора Петровича.
— То же самое, — ответил Виктор Петрович, осторожно выводя свои глаза из плена её зрачков. — А что может быть другого?
Женщина промолчала. Надежда в её сознании не мирилась со здравым смыслом, а Виктор Петрович стоял на стороне здравого смысла.
— А если не делать операцию? — тихо спросила женщина.
— Но ведь мы уже говорили об этом, — мягко напомнил Виктор Петрович. — Что я могу сказать нового? Я могу повторить только то, что уже говорил.
Женщина молчала. Она стояла со спокойным лицом, но Лариса видела, что это спокойствие опустошения, когда все вычерпано изнутри, осталось только оболочка. В кабинете установилась неподвижная душная тишина.
— Вам что? — Виктор Петрович посмотрел на Ларису.
— Ничего…
Лариса вышла в коридор. Вокруг ходили люди, но Лариса не замечала. Она существовала в капсуле чужого несчастья, как косточка в виноградине, и не могла двинуться с места.
Очередь разошлась. В гардеробе было пусто. Гардеробщица сидела на табуретке и вязала на спицах. Сестрахозяйка стояла перед ней, облокотившись о барьер, и смотрела на её руки.
— Значит, пятьдесят две петли. Запомнила? — спросила гардеробщица.
— Пятьдесят два раза считать? — спросила сестрахозяйка.
Теперь её не поняла гардеробщица, и обе некоторое время напряжённо смотрели друг на друга.
— Пятьдесят две лицевых и пятьдесят две изнаночных или всего пятьдесят две? — выясняла сестра-хозяйка и в это время увидела Ларису с детьми. — О! Тащатся… Фудзиямы…
Почему «фудзиямы», Лариса не поняла. Может быть, от их тёмных волос и тёмных глаз отдалённо веяло Востоком.
— Я кушать хочу, — напомнила Даша.
— И я, — поддержала Маша.
— Я вас очень прошу: дайте нам пальто. Пожалуйста. Я больше не могу… — тихо пожаловалась Лариса.
— Никто вас и не держит, — удивилась сестра-хозяйка. — Давайте номерок и идите домой.
Она обладала властью над Ларисой и, должно быть, испытывала некоторое тщеславие и не хотела с этим расставаться.
— Вы же знаете, что номера нет. Нам что теперь, раздетыми идти?
— А как мы найдём ваши пальто? — поинтересовалась сестра-хозяйка.
— Я сама найду.
— Ты-то найдёшь… — неопределённо сказала гардеробщица, намекая на то, что Лариса может прихватить с вешалки чужие вещи, охраняемые непотерянными номерками.
— Вы мне не верите?
— А почему мы должны кому-то верить, а кому-то не верить? — спросила сестра-хозяйка, и это было резонно.
До тех пор, пока в обществе существуют воры, — существуют номерки и гардеробщики. Воры, по всей вероятности, необходимы в общем вареве жизни — для того, чтобы люди умели отличить Добро от Зла, ценить одно и противостоять другому. Воры существовали ещё при рабовладельческом обществе и ничем не отличались от обычных людей — до тех пор, пока что-нибудь не крали.
