— Как ты чувствуешь себя, дорогая? — обратился к Сьюзен отец, стараясь перевести разговор на другую тему.
— Отлично, папа, правда. Только мне хочется кое о чем поговорить с вами.
Мать хмуро взглянула на нее.
— Когда ты произнесла эти слова в последний раз…
— Фрида, дай ей сказать!
Сьюзен секунду замешкалась — а может, не стоит. Да ладно, черт подери, пусть знают. Скажет, и делу конец.
— Я решила оставить ребенка.
На секунду в комнате воцарилась гробовая тишина.
Вдруг отец с силой хлопнул кулаком по столу. Лицо его побагровело, губы задрожали. Но, как всегда, мать успела его опередить.
— Да что же это такое! — возмутилась она. — Сначала она заявляет о своей беременности, затем отказывается делать аборт, теперь она собирается оставить ребенка! Если так и дальше пойдет, она меня до инфаркта доведет, честное слово!
— Сьюзен, ты шутишь! — бросил отец.
Сьюзен встала, подошла к буфету, дотронулась до серебряных подсвечников.
— Вас это никоим образом не коснется, не беспокойтесь, — проговорила она.
— Не коснется? — закричала мать. — А тебе не приходило в голову, что это нас уже коснулось!
— Я собираюсь пойти работать и содержать себя и ребенка.
— Работать, говоришь? — рявкнул отец, словно стряхивая с себя деланное спокойствие. — А как же аспирантура?
Ты что, собралась бросить ее? И какую работу ты рассчитываешь получить со своим английским дипломом? А где ты собираешься жить? Уж конечно, не с нами.
Сьюзен остолбенела от его резких слов. Отец по-настоящему рассердился на нее единственный раз в жизни, когда она отказалась сидеть дома семь дней после смерти дедушки, как того требовал древний еврейский обычай. В то время ей было всего шестнадцать. Гонору было хоть отбавляй и ни малейшего уважения к семейным устоям и традициям, что в ее возрасте было вполне объяснимо. Тогда гнев отца напугал ее, но она все равно не уступила бы ему, если бы не мудрые слова бабушки: «Пусть внучка поступает так, как ей подсказывает сердце».
Сьюзен сдалась и семь дней провела в стенах дома. Но теперь она взрослая: это ее жизнь, ее ребенок, и она за него в ответе.
Откинув назад гриву черных волос, Сьюзен собрала все свое мужество и спокойно сказала:
— Ничего, найду какую-нибудь работу. В издательстве, например. Или стану преподавать. А жить буду в Гринвич-Виллидж.
— В Гринвич-Виллидж?!
У матери было предобморочное состояние.
— Если ты это сделаешь, я тебя и на порог своего дома т. пущу! — отрезал отец, вставая. — Пошли, Фрида. Я ухожу.
