Аделиза ухватилась за стремя.
— Береги себя, папа! Не забывай надевать меховой плащ, что я дала тебе в дорогу. И еще прошу…
Монтегью наклонился и погладил старшую дочку по щеке. Его громадная грубая рука способна была ласкать, но этой ласки никогда не доставалось Джоселин.
— Со мной будет все в порядке, дитя. Я опытный воин и знаю, как позаботиться о себе. — Он нежно убрал слезинки с ресниц Аделизы. — Да и Брайан будет постоянно возле меня. Не тревожься понапрасну…
Он улыбнулся, с любовью взглянул на единственного сына.
— Вот уж кто нас всех должен беспокоить, так это твой непутевый братец. Пусть он пообещает, что не ввяжется в какую-нибудь глупую передрягу. Он должен это сделать ради своей сестрички.
Брайан в этот момент о чем-то переговаривался со своими оруженосцами. Заслышав свое имя, он шагнул вперед, едва не задев Джоселин, и обнял Аделизу.
— Да хранит тебя Бог, красавица! — для сестры, такой похожей на него, он приберег самую ослепительную из своих улыбок. Какое-то слово, произнесенное им ей на ушко, вызвало взрыв звонкого смеха.
Довольный собой, Брайан крепко расцеловал сестру на прощание и вскочил в седло. Джоселин молча наблюдала за затянувшейся сценой расставания.
Наконец Монтегью громко отдал команду. Всадники один за другим вереницей потянулись к опущенному подъемному мосту. Гнедой жеребец лорда нетерпеливо перебирал копытами и возбужденно закусывал удила. Конь чуть не сбил Джоселин с ног, когда отец приблизился к ней вплотную.
— Джоселин! Приглядывай за сестрой. День-два пройдет, пока сэр Роджер и остальные наши люди не появятся здесь. Дo той поры я оставляю Аделизу и замок Белавур на твое попечение. Надеюсь, ты не доставишь мне огорчений.
Джоселин вскинула голову, пытаясь найти во взгляде отца то, что всегда безуспешно искала. Но не было в нем ни тепла, ни заботы.
— Я присмотрю и за сестрой, и за замком. Счастливого пути, — сухо произнесла она.
Коротко кивнув, сэр Уильям развернул коня и направил его рысью вслед удаляющемуся отряду. Джоселин увидела, как захлопнулись створки ворот, услышала завывание лебедок, опускающих крепостные решетки, и лязг цепей, подтягивающих наверх подъемный мост. Она напомнила себе, что теперь на несколько недель свободна и должна быть счастлива, но радости на сердце не было.
К ней давно пришло убеждение, что она лишь игрушка в руках Божьих.
— Джоселин!
Нежный голосок вывел ее из задумчивости. Она обернулась к сестре и заметила, что та плачет уже не притворно, а всерьез. Обычно Джоселин выводили из себя женщины, готовые пустить слезу по любому поводу. Для нее печаль была постоянной спутницей в жизни, и она предпочитала воевать со своей тоской и обидами молча и в одиночестве.
