— Нет, это мог сделать кто угодно.
— Наверное, все-таки вы имеете в виду прежде всего экипаж, включая и вас? Не каждый имел возможность ночью проникнуть в самолет.
— Нет, каждый, по крайней мере той ночью. Ведь машина была не заперта.
— Кто отвечает за то, чтобы машина была заперта?
— Это входит в обязанности капитана.
— Хорошо. Вы по-прежнему уверены, что у убитой не было врагов?
— Я этого не говорила. Быть врагом и решиться на убийство — разные вещи. Кроме того, я вовсе не хочу впутывать его в неприятности, если это не он.
— Кто это "он "?
Анна замолчала и прикусила губу.
— Ну хорошо, раз уж вы так хотите знать. Гунилла и Кок не были лучшими друзьями. Перед самым отлетом из Копенгагена у них была очередная стычка. Мы все оказались невольными ее свидетелями. По-моему, Гунилла обвиняла Кока в контрабанде, но я не особо прислушивалась и потому не уверена. Однако если это считать причиной, то большинство из служащих нашей авиакомпании могли убить ее. В том, что многих уже уволили, ее особая заслуга.
— И вы считаете, ни у кого больше не было причин убить ее?
— Нет, и больше того, я вовсе не думаю, чтобы это мог сделать Кок. Наверняка не он.
— А как вы сами относились к Гунилле? Вам она нравилась?
Анна снова помолчала. Потом, улыбнувшись, сказала:
— Если говорить честно, то нет. Она была довольно неприятной особой. Все время старалась чем-нибудь досадить нам.
— Спасибо за беседу. Очень мило с вашей стороны, что нашли время зайти.
Йеппсен пожал ей руку и проводил до дверей. Когда она вышла, он пробормотал про себя:
— Этот телефонный звонок, что-то я тут не совсем понимаю… Зачем ей было звонить и беспокоить коллегу, которая, быть может, уже спала, когда с таким же успехом можно было получить эту информацию от портье?
Но ведь на самом-то деле она вовсе и не звонила. Служащие гостиницы сообщили шведской полиции, что той ночью Гунилле никто не звонил.
Итак, вторая ложь.
Второй пилот вошел в кабинет, огляделся и сел на предложенный ему стул. Он был высок и с трудом разместил свои ноги под письменным столом.
Йеппсен своим наметанным глазом определил, что ему тридцать с небольшим. Он казался спокойным и каким-то расслабленным. Даже слишком расслабленным, подумалось комиссару.
С несколько наигранным равнодушием Кок еще раз оглядел кабинет, достал пачку сигарет, предложил комиссару и сам взял одну. Они закурили, причем Йеппсен отметил, что зажигалка у него из очень дорогих.
Ироничные, смеющиеся глаза Кока и все его поведение с самого начала не понравились комиссару, и он с раздражением в голосе приступил к уже привычным вопросам.
