Раньше склад использовали для хранения мебели, матрасов и других вещей, но потом у его владельца, как рассказывают, начались неприятности с ФБР. Теперь склад принадлежит Дяде Сэму, и, как говорит папа, это просто заброшенное место. Наша соседка сверху, миссис Зильберштейн, уверена, что мафия спрятала под полом трупы. Мама считает, что папа не испугается призраков, он среди них вырос.
Папа будет приезжать к нам только на выходные, пока не станет известным скульптором и не разбогатеет. Он говорит, что это случится через год или два, это уж точно. Но мне кажется, что он уезжает от нас насовсем, и не знаю, что мы будем без него делать. Я видел, как мама плакала на кухне (а вообще мама никогда не плачет), но она сказала, что это все из-за лука, который она резала. Она даже притворилась, что бьет противный лук полотенцем. “Вот тебе, лук”, – приговаривала она. Я сделал вид, что поверил, и даже сумел рассмеяться.
Я тоже не буду плакать. У меня есть мама, и я должен о ней заботиться.
До этой недели папа работал на мистера Гуцмана. У мистера Гуцмана большой гараж, где он чинит красивые машины. Мистер Гуцман считает папу самым лучшим жестянщиком в Нью-Йорке, и ему жалко его отпускать, но он уверен, что папа вернется, как только кончатся деньги. Мама же сказала Гуцману, что мы живем как спартанцы и много денег нам и не нужно. Главное – это настоящее искусство и оригинальные идеи.
Довольно долго Гуцман разрешал папе работать в уголке его гаража. Папа брал меня с собой, и я ему помогал. “Мы заставляем металл разговаривать с нами, – говорил отец. – Пусть он расскажет нам, во что хочет превратиться. Мы как боги. Мы даем ему жизнь”. Отцу Александру из школы Сент-Винсента (я там учусь) не понравились бы папины рассуждения, но я ему ничего не скажу. Даже на исповеди, нигде, никогда, ни за что, даже если буду гореть в аду. У меня самый лучший отец на свете. Он замечательный!
Папа как-то сделал из металлической лестницы изогнутую штуковину, да такую, что Гуцман ахнул. “Это что такое? Эта вещь попала в аварию? Или ее переехал поезд?” Папа пояснил, что, когда человек смотрит на это, он должен думать о том, что было сломано и почему. Гуцман только покачал головой и снова заахал. А потом в гараж приехал мужчина, богатый, из хорошего района, и купил скульптуру за двести долларов!
Покупатель, оказавшийся врачом, собирался поставить ее в приемной перед своим кабинетом.
Папа с мамой так обрадовались. Ведь отец давно не мог продать ни одну из своих работ и уже почти сдался. Я бы сказал, что он чувствовал себя плохо, стал тихим, замкнутым и мало со мной разговаривал. Иногда мне даже казалось, что он хочет побить сам себя. Папа перестал ходить с нами в музеи по воскресеньям. Мама все время старалась его поддержать. Она – бальзам для его сердца, как говорит миссис Зильберштейн.
