Люси Краун | страница 7
В коттеджах вокруг озера раздавался стук молотков — это прибивались навесы, готовились к спуску на воду плоты, ожидающие первых купальщиков. В лагере для мальчиков на дальнем конце озера очищали и разравнивали площадку для бейсбола, каноэ устанавливались на рельсы, на верхушке флагштока перед столовой прикрепляли новый блестящий золотом шар. Владельцы гостиниц перекрасили свои здания еще в мае, потому что был уже 1937 год и даже в Вермонте было похоже, что депрессия наконец позади.
В конце июня, когда Крауны подъехали к коттеджу, снятому ими еще год назад, все трое — Оливер, Люси и Тони, которому в то лето было тринадцать лет, с удовольствием вдыхали парящее в воздухе томное предвосхищение предстоящего отдыха. Это ощущение усиливалось воспоминанием того, что за это время Тони чуть было не умер и чудом избежал смерти.
Оливер мог провести здесь только две недели, потом ему нужно было вернуться в Хэтфорт, и он большую часть времени проводил с Тони, они вместе ходили на рыбалку, плавали, прогуливались в лесу, чтобы ненавязчиво создать у Тони впечатление, что он ведет активный и нормальный для тринадцатилетнего мальчишки образ жизни, и тем не менее оградить его от перенапряжения, от которого предостерегал Сэм Петтерсон — их семейный доктор.
И вот прошло две недели, в воскресенье вечером один из чемоданов Оливера стоял упакованный на крыльце коттеджа. Вокруг озера царило оживление и суета, было необычно много машин — мужья и отцы семейств собирались в дорогу. Еще разморенные воскресным обедом и с шелушащейся от воскресного загара кожей, они забирались в свои машины и возвращались в город, где их ждала работа, оставляя свои семьи согласно американской традиции, по которой больше всего отдыхали те, кто в этом меньше всего нуждается.
Оливер и Петтерсон лежали в шезлонгах на лужайке под тополем лицом к озеру. У каждого в руке был бокал виски с содовой, и время от времени один из них взбалтывал напиток, наслаждаясь тихим стуком люда о стенки бокала.
Оба они были высокими мужчинами, приблизительно одного возраста, и, вероятно, даже одного социального класса и образования, но явно отличались темпераментом. Оливер сохранил тело и движения атлета: точные, быстрые и энергичные. Петтерсон, казалось, немного запустил себя. Ему свойственна была сутулость, и даже когда он сидел, создавалось впечатление, что поднявшись на ноги, он непременно чуть сгорбится. У него были проницательные глаза, почти всегда прикрытые лениво полуопущенными веками, возле которых кожа была изрезана сеточкой морщинок от частого смеха. Брови его были густыми и торчали во все стороны, нависая над глазами, волосы были жесткими, неровно подстриженными, с достаточным количеством седины. Оливер, хорошо знавший Петтерсона, однажды сказал Люси, что Петтерсон, вероятно, однажды взглянув на себя в зеркало, хладнокровно решил, что у него есть выбор между внешностью банального красавца, вроде кинозвезды на вторых ролях, или же интригующей небрежностью пробивающейся проседи. — Сэм умный человек, — одобрительно прокомментировал Оливер, — и он выбрал второе.