– Вы самонадеянный и тупой – Кэролайн онемела от ярости, но потом все же нашла нужное слово. – Ублюдок! – Она вырвала у него из рук журнал и заставила его смотреть на нее, затем заговорила глухим голосом: – Вы думаете, что знаете, какова моя жизнь? Вы ничего не знаете. У вас доисторические представления о женщинах из предместья. Вам достаточно было узнать мой адрес и увидеть, как я одета, и вы тотчас решили, что мне здесь не место. Вы слишком поторопились с выводами, профессор. Я посещаю школу по вечерам, а также по субботам. Вы хоть задумывались, почему?
– Не могу сказать, что задумывался. Мне не приходило в голову размышлять на такую тему, мисс Фолкнер.
Дэниел старался напустить на себя скучающий вид, но при этом испытывал некоторые угрызения совести, потому что солгал. Он часто думал об этой женщине. Он обратил на нее внимание уже в тот момент, когда она, похожая на заблудившуюся принцессу, впервые вошла в класс. Ее белокурые волосы, ее небесно-голубые глаза, ее манера сидеть прямо, высоко подняв подбородок, – все это тронуло его душу. Глупо, конечно. Они были совершенно чужими людьми, и он не хотел думать о ней. Он надеялся, что она откажется от намерения стать юристом, бросит занятия и даст ему возможность забыть о ней.
Кэролайн оставила без внимания его сарказм.
– Очень жаль, иначе вы не выглядели бы сейчас так глупо! – сказала она. – Мне сорок пять лет, и я разведена. Я работаю клерком в архиве – единственная работа, на которую можно устроиться, имея диплом историка. Весь день мной помыкают клиенты и адвокаты, а вечером я прихожу сюда, где на меня давите вы! У меня есть дом, который мне трудно содержать, но который я не могу продать. У меня двое детей, которые учатся в колледже, но похоже, что скоро я не смогу уплатить за их обучение. Моя машина развалилась, и я не могу заменить ее другой. Я сплю в среднем по четыре часа в сутки. Если вас это утешит, мои друзья и дети считают мое посещение юридической школы временной придурью. Но, черт побери, я не стану слушать ни их, ни тем более вас.
Кэролайн перевела дыхание. Какая-то часть ее существа ужаснулась тому, что она позволила себе излить на этого человека ту озлобленность на жизнь, которая скопилась в ней за два года. Она совсем не знала его. И вместе с тем ей стало легче: она сказала то, что требовалось сказать.
– Вы нравитесь мне еще меньше, чем я нравлюсь вам, профессор. – Она решила выговориться до конца. – Мне кажется, долг каждого преподавателя помогать студентам в учебе, а вы вместо того отпускаете в их адрес саркастические шутки и задаете им немыслимые вопросы! Это очень легко – подшучивать над первокурсниками. Почему бы вам не выбрать мишень, равную вам? Или вы считаете, что таких нет?
